Степан Швец - Под крыльями — ночь

Оба летчика доложили полковнику о причинах прекращения полёта, но Новодранов, видимо, не придал значения их словам и выпустил меня.

Несмотря на мои злоключения, мне всё-таки дали самолет. Боясь нового конфуза, я советовался с товарищами, как лучше взлететь с заснеженного аэродрома.

— Удивляюсь твоему невезению, — сочувствовал мне Саша Краснухин. — Как началась война, так у тебя одно происшествие за другим.

— Невезению или везению — это еще надо доказать, — вмешался комиссар Соломко. — Ты смотри, из каких прямо-таки безвыходных положений Швец выходил победителем! Так что тебе, Степан Иванович, очень даже везёт.

Чтобы уверить меня в моих собственных силах и моей везучести, Соломко выразил желание лететь со мной в качестве пассажира, в передней кабине. Настроение мое сразу улучшилось, стало легче дышать. Доверие комиссара помогло мне преодолеть собственную робость, появившуюся в результате стольких неудач. 25 декабря мы благополучно перелетели на новое место назначения.

Однако сомнения не оставили меня и здесь. В жизни полка начинается новый этап, многие летчики имеют уже немалый боевой опыт, а на моем счету — два разбитых самолета, вынужденная посадка и ни одного боевого вылета. Доверят ли мне вообще самолет после всех моих «подвигов» — вот что терзало меня больше всего. Кроме того, ушибленная при последней аварии спина опять разболелась. Не пришлось бы снова ложиться в госпиталь или, еще хуже, попасть «на зубы» медкомиссии.

Все эти опасения не оставляли меня в покое ни днем ни ночью, внешне же я старался быть спокойным — шутил, играл в шахматы, тренировался. Лишь от своих «законных» ста граммов решительно отказался, дав себе зарок: не пригублю до тех пор, пока не начну летать на боевые задания.

На аэродроме была расположена местная санчасть, и я решил обратиться туда за советом, что мне предпринять, чтобы избавиться от непрестанной боли в спине. Я даже не сказал, что я летчик.

Опытный врач осмотрел меня и посоветовал заняться лыжным спортом и закаливанием. И вот каждый день я поднимался раньше всех, делал гимнастические упражнения, затем на два часа уходил на лыжах в лес и к завтраку возвращался. Первое время было очень тяжело, я сильно уставал, но постепенно дела мои пошли на поправку. Боль в спине прошла, и я почувствовал себя совсем здоровым.

Приближался день окончательного укомплектования личного состава по экипажам и распределения по самолетам. Я ждал решения командования, как подсудимый — приговора. И вот приходит комиссар — такой злой, что мы сперва даже не поняли, в чем дело. Потом он пояснил: Швецу не дают самолета. «Использовать при штабе или отослать в тыл», — таково решение полковника Новодранова.

У меня потемнело в глазах. Неужели все мои усилия оказались напрасны? За плечами немалый опыт, умею летать в любых условиях погоды, днем и ночью. И вдруг — такой поворот судьбы! «Отослать в тыл…» Да я первый стану презирать себя! На меня тратили государственные средства, меня учили, кормили, одевали, на меня рассчитывали. Теперь же, когда настало время оправдать эту заботу, я должен остаться не у дел. Какая жестокость! «Использовать при штабе» или еще хуже — «отослать в тыл»… А воюют пусть другие? Нет, с этим нельзя согласиться. И я решительно направился в штаб.

Полковник Новодранов… Я любил его как командира. По его приказу я готов был, как говорится, в огонь и в воду. Участник воздушных сражений в Испании, на финской, кавалер ордена Ленина, двух орденов Красного Знамени и других правительственных наград, он внушал мне величайшее уважение! Но я робел перед ним. Да и что я ему скажу, какие приведу доводы? Может, вернуться? Но тогда мне придётся покориться своей участи. Секунду помедлив, я стучусь в дверь кабинета полковника.

— Да, да. Войдите.

С трепетом вхожу. Ноги подкашиваются, в голове звенит от напряжения. Командир сидит за столом, уткнувшись в бумаги, и будто не замечает моего присутствия. Это дало мне время немного прийти в себя и сосредоточиться. Решаюсь на крайность. Расстегнул кобуру пистолета. Полковник поднял голову и строго спросил:

— В чём дело?

— Вот, — отвечаю и кладу на стол перед командиром пистолет. — Что угодно, только не в штаб и не в тыл…

Последние слова были произнесены почти шепотом. Выдохся. На большее меня не хватило. Горло схватили спазмы, и я замолчал.

Полковник пронизывающе посмотрел на меня — я выдержал его взгляд.

— Возьмите пистолет. Спрячьте.