Кирилл Мерецков - На службе народу

Но в то же время социал-демократическая печать кричала о "хозяйственной демократии", об "организованном капитализме" и выступала против сотрудничества с коммунистами. Католическая партия центра, официально занимавшая пацифистскую позицию, использовала ее не для борьбы с милитаристско-реваншистским угаром в стране, а для того, чтобы в демагогических целях предпринимать нападки на советско-немецкое сотрудничество. В частности, католическая печать позволила себе ряд выпадов в адрес группы советских командиров. Им возражали представители так называемой народной партии, тоже проповедовавшие буржуазный пацифизм, но все же поддерживавшие идею сотрудничества с СССР. Горланили погромные песни штурмовые отряды коричневорубашечников. Нередко между ними и рабочими вспыхивали столкновения. Мы явились свидетелями нескольких таких стычек на улице. Формально державшая нейтралитет, государственная полиция, по существу, помогала нацистам. Германия стояла на распутье, и фашистская угроза постепенно нарастала. Что касается офицеров, с которыми нам во время командировки пришлось общаться, то они стремились подчеркнуть, что "армия стоит вне политики", хотя не скрывали своих консервативных взглядов.

Изучение постановки штабной службы в Германии показало, что ей присущи двойственные черты. С одной стороны, отработанность каждой операции, похвальная предусмотрительность, четкость в работе и организованность сотрудников штабов. С другой стороны, чрезмерный педантизм, регламентация даже того, что спокойно можно было предоставить на решение нижестоящим лицам, сковывание инициативы на местах. Преклонение перед документом, перед бумагой, уверенность в том, что записанное в приказе и доведенное до сведения подчиненных станет после этого автоматически реальностью, вызывали у нас порой улыбку. Может быть, в условиях немецкой армии, где исполнительность была доведена чуть ли не до автоматизма, для такого отношения к делу и имелись некоторые основания. Но в Красной Армии подобный автоматизм, тем более в гиперболической форме, был явно неприменим. Вместе с тем командировка оказалась все же полезной: сопоставление разных методов работы нагляднее оттенило плюсы и минусы. Произвела впечатление на нас довольно высокая по тому времени степень механизации и моторизации немецкой армии.

По возвращении я снова вступил в должность помощника начальника штаба, а затем временно исполняющим обязанности начштаба МВО. Вынужден отметить, что совместная служба с новым командующим войсками округа А. И. Корком не производила на меня столь благоприятного впечатления, как ранее служба вместе с К. Е. Ворошиловым, Г. Д. Базилевичем и И. П. Уборевичем. Я не воспринял от своего непосредственного начальника почти ничего, ч-то содействовало бы моему дальнейшему росту и улучшению военно-профессиональной подготовки. Тому может быть несколько объяснений: отсутствие полного личного контакта между командующим и начальником штаба, вызванное различным подходом к проблемам; играющие определенную роль чисто субъективные качества, мои или его, либо мешавшие мне воспринимать правильно его мысли, либо, наоборот, не позволявшие ему полностью понимать меня, и т. д. Но факт остается фактом. Настоящего согласия мы никогда не достигали, как бы я ни старался предельно точно выполнять распоряжения и как можно более инициативно нести службу.

Я прошу правильно понять меня. Никакого желания бросить хоть какую-то тень на имя талантливого, заслуженного командира, преданного РККА и Советской Родине, у меня нет. Подполковник старой армии Август Иванович Корк, хотя он и вступил в большевистскую партию только в 1927 году, уже в гражданскую войну отличился в борьбе с врагами Советской власти. Он был тогда и позже начальником штаба армии и отдела штаба фронта, командармом, командующим фронтом и округами, воевал и служил в Прибалтике, на Севере и в Польше, на Украине и в Крыму, в Туркестане и на Кавказе. Не случайно в 1935 году его, как опытного и знающего человека, назначили начальником Военной академии имени М. В. Фрунзе.

Я имею в виду другое - те конкретные взаимоотношения, которые возникают между людьми и от которых, к сожалению, никуда не денешься. Меня раздражала, например, непоследовательность Корка в приказах, порой проистекавшая из его забывчивости. Он любил для памяти заносить кое-что в записную книжку, а в другой записной книжке, являвшейся чем-то вроде указателя к первой, отмечал, где и что у него записано. И все же путаница получалась. Досадовал я и на то, что командующий мог сообщать вышестоящим лицам непроверенные сведения. Приведу пример, врезавшийся мне в память, поскольку разговор шел, можно сказать, на самом высоком уровне. Округ готовился к очередному параду в честь Великого Октября. Решено было показать на Красной площади танки отечественного производства. Я много работал в связи с этим событием (да, в то время это было целым событием!) и тщательно информировал командующего. Незадолго до праздника А. И. Корка и меня вызвали в ЦК ВКП(б). И. В. Сталин интересовался процедурой проведения парада до мельчайших деталей. Особенно долго расспрашивал он командующего 6 танках. Тот поглядывал в записную книжечку, однако говорил всё время что-то не то. По-видимому, Сталин заранее интересовался вопросом о танках и уже имел некоторые сведения о конкретной готовности их к параду, он удивленно поглядывал на Корка и переспрашивал: "Так ли?"