Петр Межирицкий - Товарищ майор

И еще одна черта его характера в полной мере проявилась на фабрике "Союз": никакими доводами о разнице в уровне знаний, умения или общей культуры не оправдывалось в его глазах отчуждение между людьми. Напротив, знаешь, умеешь иди к людям, поделись, научи, растолкуй. Цезарь учил товарищей, новому подходу к жизни, новому быту, новому отношению к труду. Он учил их ленинизму: труды Ленина постигал вдумчиво и серьезно. Хотел бы научить и техническому творчеству, но это уже было выше его возможностей.

Ощущался недостаток образования - то, о чем не раз предупреждал отец и чего было не возместить никакой природной смекалкой. Тоска по систематическим знаниям стала томить Цезаря. Пора было садиться за парту. Пора! Иного выхода просто не существовало. Бесстрастный аналитик, он ясно отдавай себе отчет, что иначе рискует превратиться в административного болтуна: хорошо подвешенный язык и убогость профессиональных знаний.

Он уже что-то задумал. Но, не снижая темпа, продолжал работать и в райкоме, и на фабрике.

1928 год. В августе первичная ячейка ВЛКСМ рекомендовала Цезаря кандидатом в члены ВКП(б). Весной 1929 года Куников стал коммунистом.

Будущее страны - в ее техническом преобразовании. Это ясно. И Цезарь почувствовал тот внутренний толчок, который кристаллизует бесформенное томление в конкретную цель. Стать инженером. Конечно, морским. Разве оно позабылось, море?

Была у времени еще одна примета - ожидание неизбежной военной грозы.

Если с верфи сплывает крейсер,

Крейсер должен когда-то драться.

Если бомбы строгает фрезер,

Бомбам нужно же где-то взорваться...

День настанет большой проверки,

Декрет скажет - и я пойду.

Киловатты людской энергии

Красной нефтью отопят войну,

быстрой рукой набросал в 1929 году Цезарь в стихотворном "Послании родителям".

Всякое высказывание человека - результат его жизненного опыта, осознанных и неосознанных желаний. И крейсер, сплывающий с верфи, не случайный образ{4}.

Пошел Цезарь в Московский горком комсомола, к своему шефу по работе в агиткомиссии Васе Никитину, сказал ему:

- Василий, будь другом, помоги получить путевку в инженерное военно-морское училище.

Вася от неожиданности поморгал, потом строго уставился на Цезаря прозрачными глазами и сказал:

- Брось дурака валять. Тебе делов и здесь будет - во!

- Ты хочешь сказать, что на флоте я буду недогружен?

- Не разводи демагогию. Сам знаешь, что я хочу сказать.

- Представь, не совсем.

Лукавил. Превосходно знал. Знал, как Никитин дорожит им - его энергией, сообразительностью, пропагандистским даром. И все же считал, что в качестве инженера военно-морского флота принесет больше пользы. Да и хотелось ему этого, попросту хотелось.

Вася отговаривал, старался вовсю: на флот отправили тьму-тьмущую ребят, и так уже лучших из лучших...

- Все, ясно. Так бы и сказал - только лучшие из лучших.

- Ты! - заорал Вася.- Знаешь, кто ты такой?

Но он не сказал этому гаду Цезке, кто он такой, только повернулся и побежал выколачивать комсомольскую путевку фрукту, одержимому морем.

Летом 1929 года Цезарь отправился в Верею, что в 15 километрах от Бородина. Там отдыхала сестра Лена с мужем Володей. На них, интеллектуалов, была теперь вся надежда: путевка МК комсомола о направлении в Военно-морское инженерное училище им. Дзержинского лежала в кармане, но реализовать ее можно только при условии успешной сдачи экзаменов.

Двадцать дней Лена и Володя "накачивали" Цезаря историей, литературой, даже математике пытались обучать,- это они-то, чье поприще - искусство...

На экзаменах он срезался.

Урок был получен предметный. Куников понял, что если, как утверждает история, штурмом удается брать крепости, даже неприступные, то брать штурмом знания невозможно. Здесь нужна работа систематическая, изо дня в день. Терпение и труд, а не лихой штурм.

Ему предложили остаться на подготовительном отделении, а через год вновь поступать на первый курс. Поскольку подготовительное отделение сразу же приобщало его к флотской форме и к флотскому распорядку, он с радостью согласился.

В конце учебного года, незадолго до зачетов, Цезарь заболел. Можно лишь гадать, почему в больницу он был доставлен уже с прободным аппендицитом. Хирурги утверждают, что в большинстве случаев это происходит вследствие долготерпения самих больных. Не исключено: ведь он боялся отстать от своей группы. Словом, в больницу он был доставлен и прооперирован в состоянии критическом. Железное здоровье выручило, но проваляться на койке пришлось долго, он отстал от занятий и в начале 1930 года был отчислен из своей группы.