Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]

В последнем случае непросто было высказывать ему критическое мнение, особенно в присутствии других членов Политбюро. Однако вопросы подчас были слишком важными, чтобы „лукавить", и приходилось, хоть и дипломатично, говорить то, что думаешь („Ваше предложение интересно, но американцы не оценят и не примут его").

Такие ответы вызывали подчас недовольство Хрущева. Но последующая реакция из Вашингтона часто оказывалась близка к высказанному мною мнению.

4 января 1962 года состоялось очередное заседание Политбюро. На нем рассматривался ряд вопросов, касающихся отношений с США, поэтому был приглашен и я. В конце обсуждения Хрущев сказал, что у него остался еще один вопрос „вне повестки дня" — о назначении нового посла в США в связи с уходом Меньшикова на пенсию.

Ожидая, что Хрущев может спросить мое мнение на этот счет, я стал лихорадочно перебирать в уме возможные кандидатуры.

Однако он не стал ничего спрашивать (как после выяснилось, члены Политбюро обсуждали уже этот вопрос в узком кругу еще до начала заседания, но я не знал этого). Хрущев сказал, что у него есть одна кандидатура. В полушутливой форме он добавил, что лучше всего, видимо, назначить на этот пост человека, который часто умеет отгадывать реакцию американцев на то или иное его предложение. „Ему и карты в руки". И тут он назвал мою фамилию, спросив, какое будет мнение на этот счет.

Члены Политбюро заулыбались, „Поддерживаем, поддерживаем", — сказали они. Хрущев подытожил: „На этом решим", — после чего поздравил меня с назначением.

Для меня действительно все это было полной неожиданностью. Я и не думал об этом. Мне исполнилось всего 42 года, и я еще ни разу не был послом ни в какой стране. А тут назначение на пост № 1 в советском дипломатическом корпусе.

Когда я пришел домой и сообщил жене, она сперва тоже не поверила. „Вечно ты шутишь". Да я и сам как-то еще не освоился с этой мыслью. Лишь когда нам домой позвонил Громыко и поздравил с назначением, только тогда до нас обоих стала доходить ожидавшая нас крутая перемена и в жизни, и в работе.

Так я стал девятым по счету советским послом в Америке (после Трояновского, Уманского, Литвинова, Громыко, Новикова, Панюшкина, Зарубина и Меньшикова). Но я, разумеется, не знал и не мог даже предполагать, что пробуду на этом посту почти четверть века (1962–1986). Много прожито. Много пережито.

Начался совершенно новый этап в моей жизни.

Вручение верительной грамоты президенту Д.Кеннеди. Апрель 1962 года

Итак, 15 марта 1962 года я прибыл в Вашингтон в качестве советского посла. Накануне отъезда я зашел к Громыко для получения инструкций. Он тепло попрощался и сказал, что никаких особых наказов не собирается мне давать: „Мы с Вами в течение последних двух лет встречались чуть ли не каждый день по американским делам, — сказал он. — Единственный личный совет, который я хотел бы высказать, заключается в том, чтобы Вы не торопились давать каких-либо скороспелых оценок по тем или иным действиям американской администрации, даже если внешне они и могли носить какой-то сенсационный характер".

Поясняя свою мысль, он заметил, что мне, конечно, известно, что порой разные члены Политбюро по-разному оценивают события в советско-американских отношениях и подчас довольно эмоционально воспринимают их (намек на Хрущева). Поэтому моя задача — давать в Москву серьезную, солидную, аргументированную информацию, не сбиваясь „на мелочи".

Вообще должен сказать, что, хотя Громыко был известен как „железный министр", который всегда целиком и полностью выполнял решения Политбюро ЦК, не отступая от них ни на шаг в любых переговорах с Вашингтоном, в целом же он не был убежденным сторонником конфронтации с США и старался по возможности избегать их. Он ценил элементы стабильности в этих отношениях, хотя и не настаивал должным образом на своем мнении, если это расходилось с мнением напористого Хрущева. (Надо отдать должное Громыко: в частном разговоре с ним он обычно высказывал откровенно свою точку зрения, но не доводил дело до серьезного спора, тем более в присутствии других членов советского руководства.)

Побывал я перед отъездом, конечно, и у Хрущева. Его наказ был энергичен: твердо защищать и продвигать интересы Советского Союза и „не поддаваться на провокации". Вместе с тем я услышал из его уст и немножко необычный для него совет: „Не задираться без нужды". Он прямо сказал, что война с США недопустима и что я всегда должен исходить из этого. Это — главное.