Константин Путилин - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 1]

Въехали на Малую Охту, которая тогда представляла собой унылую, пустынную местность. Скоро показалось кладбище.

— К воротам подъезжать? — спросил Шереметьевский Иванова, всю дорогу не проронившего ни одного слова.

— Можно и не к воротам, а объехать кругом.

— Где же вы зарыли бумаги убитой?

— Там... далеко... около седьмого разряда, — бесстрастно ответил Иванов.

Однако Шереметьевский высадился у кладбищенских ворот.

Угрюмый заспанный сторож с удивлением поглядел на приехавших.

— Вам чего, собственно? — начал он. — Ворота за­крыты, батюшка и весь причт [14] Церковные служители и певчие в христианской церкви (исключая священника). спит.

— Не разговаривай, любезный, а немедленно отпи­рай! — внушительно прикрикнул Шереметьевский. — Не видишь, по важному делу с полицией приехали?

Сторож бросился открывать ворота. С тихим протяжным стоном раскрылись железные кладбищенские ворота, и они вчетвером вошли на кладбище.

Оно было безмолвно и торжественно спокойно, это царство смерти. Ни звука, ни шороха. Сквозь оголенные деревья виднелись бесчисленные ряды памятников и крестов, перед которыми, точно таинственные блуждающие огни, робко светились там и сям огни лампад. Иванов, окруженный надзирателями Иониным и Переловичем, шел быстрой, нервной походкой.

Шереметьевский шел сзади, зорко вглядываясь в окружающую тьму. «Солгал он или нет? — проносилось у него в голове. — Но какая цель лгать? Надеяться на бегство — ребяческая мечта. Не полагал же он, что с ним на это глухое кладбище отправится только один человек?»

А Иванов шел все дальше и дальше. Начались уже одни сплошные кресты, памятников совсем не было. «Покой бедняков... Судя по тому, что он сказал, что зарыл деньги в седьмом разряде, он идет, кажется, верно», — думал Шере­метьевский.

Наконец Иванов остановился.

— Кажется, здесь... Погодите, я осмотрюсь. — сказал он.

Он внимательно стал вглядываться. Шереметьевский, вспомнив о фонаре, быстро зажег его и подал преступнику:

— С огнем скорей увидите.

Иванов, подойдя к осине, отмерил от нее пять шагов и, показывая на промежуток между по­косившейся, осевшей могилой с подгнившим крестом и забором, сказал:

— Здесь.

— Вы сами отроете, или это сделать нам? — спросил Шереметьевский, принимая от Ионина небольшой лом и лопату.

— Давайте... сам. — И он принялся уверенно копать землю лопатой.

Странное зрелище представляла собою эта молчаливая группа людей. Точно могильщики, роющие «богатую» могилу.

Шереметьевский, освещая фонарем место, где рыл Иванов, жадно следил за каждым движением преступника.

— Нате, берите... вот... — тихо промолвил тот.

Шереметьевский нагнулся и взял из ямы узелок.

— Ну, голубчик? — быстро спросил я, лишь только Шереметьевский вошел в тричаса ночи в мой кабинет.

— Вот, ваше превосходительство, — ответил он, подавая мне узелок.

Я развязал его. В нем было два свертка. В первом — в газетной окровавленной бумаге кожаный бумажник, в котором оказались: два билета городского кредитного общества по 1000 рублей, один билет того же общества в 500 рублей, два билета Государственного банка 5-го выпуска (один в 1000 рублей, другой — в 100 рублей), четыре билета первого внутреннего выигрышного займа и облигация паро­ходного общества «Самолет» в 250 рублей. Во втором свертке из синей разорванной бумаги с написан­ной на ней фамилией «Миклухо-Маклай» и перевязанном крестообразно синей тесемкой оказались: 8 билетов Государственного банка выпуска 1860 года по 100 рублей каждый, причем один из них запачкан кровью, и 35 билетов Кредитного общества по 100 рублей.

Михаил Иванов объяснил, что все эти ценности он не считал, а зарыл их на кладбище 20 апреля в два часа дня.

Следствие ввиду особой важности преступления было проведено быстро и энергично. Однако ничего нового оно не дало. Иванов теперь упорно стоял на том, что убийство Миклухо-Маклай совершил он один, и заявлял, что другие задержанные ни в чем не виноваты. Он оговорил их облыжно [15] Заведомо ложно, обманно. .

Находясь в Казанской части, он покушался на самоубийство или бегство — понять довольно трудно. По показаниям полицейских над­зирателей Кохановского и Морозова, дело было так.

Порученный их наблюдению арестант Иванов сидел у стола, возле окна, на стуле. У противоположного конца стола сидел Морозов, а дальше в нескольких шагах — Кохановский. Вдруг Иванов вскочил на стул, дернул рукой за окно, которое отворилось, и быстро высунулся из окна. В эту се­кунду Морозов бросился к Иванову и схватил его за ногу, но Иванов сильно оттолкнул Морозова. Мо­розов от удара отлетел от преступника и упал на Кохановского.