В Михельсон - Воздушный мост

- Ну, Дмитрий, держись, на тебя будем равняться.

...Новоладожский аэродром расположился на левом берегу Волхова (сейчас здесь находится поселок рыбаков, разбит фруктовый сад). Поблизости от летного поля в сосняке укрылись продовольственные оклады.

Сюда то и дело подъезжают полуторки с продуктами. Их везут с берега Ладожского озера. Изумительно красивы эти места при впадении Волхова в море-озеро, старинные кирпичные и деревянные домики. Никольский собор с серебряным шпилем, чем-то напоминающим Адмиралтейскую иглу. Одноэтажный, с большими окнами деревянный дом, где помещалось офицерское собрание Суворовского (Суздальского) полка, гостиный двор... Новая Ладога, старинный русский город - ровесник Ленинграда.

Но никто, находясь на берегу у причальной стенки, не вглядывается в излучины обводного Приладожского канала, в старинные здания и церкви, не любуется могучим разливом древней реки, выносящей свои воды в бескрайнюю гладь то тихой, то бешено капризной Ладоги.

Город все чаще бомбит и обстреливает фашистская авиация. Основные удары наносятся по продовольственным складам, причалам и пристаням, аэродрому. Тревога следует за тревогой.

Пристань обезлюдела. Не слышно судовых гудков. Застывшие в затонах суда и баржи подтверждают, что навигация прекратилась.

Но живет, трудится город, не прекращается работа Новоладожского аэродрома.

Как причудливо складывается судьба человека во время войны. В те дни в Новой Ладоге можно было встретить оторванных от своих лабораторий, любимых занятий в институтах крупных ученых, прервавших творческую работу известных режиссеров, писателей, художников, артистов, рабочих Кировского и Металлического заводов... Война сняла их с места, нарушила привычный ритм жизни. И всех этих людей, только что сошедших с трапов самолетов, объединяло одно; тревога за судьбу родного города и стремление отдать все силы, чтобы приблизить день победы над врагом.

Эвакуированных направляют на пункты питания и обогрева в Марьину рощу и в здание средней школы. Их поток все нарастает, достигая трех - трех с половиной тысяч в день.

Пункты питания не справляются. И тогда в двухэтажном кирпичном здании бывшего штаба Суздальского полка открывается столовая, которая работает круглые сутки.

Прямо отсюда эвакуированных отправляют на грузовиках и автобусах дальше на восток. Но машин не хватает. Кто может, уходит пешком.

А в город гонят скот, движутся автоколонны, конные обозы с мясом, мукой, маслом. Над Новой Ладогой ни на минуту не умолкает гул самолетов. Группа за группой уходят они на Ленинград.

- Гляди-ка, - притормозив близ берега Ладоги полуторку, доверху нагруженную мясными тушами, выкрикнул один из водителей. - Летит наше мясо, не задерживается.

Притормозили и остальные.

- А летят-то как низко.

- Красиво летят. Кажется, будто по озеру плывут. Наблюдает за улетающими самолетами и председатель горисполкома А. М. Фадеев. Он идет вдоль берега Волхова, осматривая укрытые брезентом и тщательно замаскированные штабеля продуктов на пирсе рыболовецкого колхоза имени Калинина. Немало муки и круп завезли сюда по реке из Гостинополья в сентябре и октябре. Правда, значительную часть грузов моряки успели до наступления "мертвого сезона" переправить на западный берег озера. Но и того, что оставалось в Новой Ладоге, прикидывал Фадеев, могло хватить на несколько дней работы авиации. Хорошо, что удалось закупить около 400 тонн говяжьего мяса у населения. Шоферы фронтовой дороги тоже стараются. Трудная дорога им не помеха.

Не так давно мы встретились в Новой Ладоге с партийными и советскими руководителями военных лет А. М. Фадеевым, Н. С. Денисовым, Н. С. Ершовым. От них узнали много интересных подробностей о том, как была организована заготовка и доставка на аэродром продуктов, о патриотизме жителей города.

- Когда из города начались перевозки продовольствия в Ленинград на самолетах, мы обратились к населению с просьбой оказать помощь ленинградцам, - вспоминает Н. С. Ершов. - На собраниях люди заявляли: "Надо так надо. И к нам может нагрянуть беда". Разговор шел прямой: "Ты отдашь свою корову?" - спрашивал один другого. "Отдам". - "И я отдам".

Повсеместно решили так: оставить по одной корове на две-три семьи, остальное сдать в фонд помощи Ленинграду...

Не было ни одного случая, чтобы кто-то высказал недовольство. Мнение было единодушное. Если надо, отдадим последнее, говорили новоладожцы.