Анастас Микоян - Так было

* * *

После Х Всероссийского партийного съезда прошел месяц. Был он очень напряженным - члены бюро губкома находились в постоянных поездках по заводам и районам. Доклады, заседания, выступления, совещания, встречи с людьми, беседы, споры.

Еще с ранней весны губком вплотную занялся вопросами сельского хозяйства. Но нельзя было забывать и о рабочем классе: очень обострилось положение с продовольствием, на некоторых заводах возникли волнения. Как-то в губком позвонили из Сормова и сообщили, что рабочие бросили работу, собрались на площади и требуют секретаря губкома.

Надо сказать, что сормовичи работали тогда на оборону и получали усиленный продовольственный паек: на каждого работающего полагалось в месяц 45 фунтов муки, 15 фунтов овощей, 1 фунт соли, 1/4 фунта мыла, 1/4 фунта суррогатного кофе и 2 коробки спичек. Муку и соль рабочие получали регулярно, хотя в муке иногда бывало и много отрубей.

Когда я поехал на завод, митинговавшие уже "выговорились". Поднялся на трибуну, сколоченную из досок. Один из рабочих показал мне образец муки, которую им только что выдали: "Разве это мука? Посмотрите сами - одни отруби!" Я ответил: "Да, мука действительно плохого качества, но другой муки у нас сейчас нет, а если бы была, то вы, сормовичи, получили бы ее в первую очередь. А пока надо терпеть". Я стал разъяснять, в каком тяжелом положении находится республика. Однако очень скоро заметил, что хотя рабочие меня вроде и понимают, но объяснения мои их не удовлетворяют. Когда я кончил говорить, тот же рабочий заявил: "Тогда мы пошлем делегацию к Ленину. Он ценит и уважает сормовичей и обязательно нам поможет". Я высказался против посылки такой делегации: "На днях я еду в Москву по делам и обещаю вам этот вопрос поставить перед наркомом продовольствия и заместителем Председателя Совнаркома Цюрупой".

Однако рабочие настаивали на своем: "Говорить в Наркомпроде не о чем, ведь Наркомпрод-то и посылает нам сюда плохую муку! Без Ленина этот вопрос не решить!" Видя, что сормовичей не переубедишь, я пообещал зайти в Москве и к Ленину. Только после этого собравшиеся разошлись и приступили к работе.

В Москве я отправился прежде всего к Цюрупе. Я объяснил ему обстановку в Сормове, и он сразу обещал помочь. Обращаться по этому поводу к Ленину не пришлось. И вскоре действительно в Нижний пришла хорошая мука.

Сохранился в памяти и другой эпизод. Как-то в губкоме раздается телефонный звонок из Канавинского райкома партии: на заводе "Салолин" рабочие прекратили работу, фактически объявили забастовку, требуют, чтобы я прибыл к ним. Перед рабочими этого завода у меня были, так сказать, двойные обязательства секретаря губкома и их депутата в горсовете.

Собрание началось прямо в цехе. Рабочие стали жаловаться на слишком маленький паек, который они тогда получали; требовали его увеличения до уровня, установленного сормовским рабочим, что означало повышение нормы хлеба каждому на 9 фунтов в месяц.

Высказались два-три человека, а потом рабочие потребовали, чтобы выступил секретарь губкома.

"Претензии ваши понятны, - начал я. - Однако до нового урожая государство не располагает такими запасами хлеба, которые позволили бы нам так сильно увеличить нормы хлебного пайка, как вы хотите. Даже в нынешних размерах выдавать хлеб аккуратно приходится с большим трудом. Говорю вам совершенно честно и искренне: надо ждать нового урожая. Если будет хороший урожай, положение, конечно, исправится".

Не успел я закончить, как вдруг слышу женский голос: "Хорошо вам так говорить, когда вы сами обжираетесь!" Сказано это было громко, хотя говорившую не было видно: она стояла за спинами рабочих.

Надо сказать, что в то время я был очень худой, да и перенесенное воспаление легких давало о себе знать. Вообще вид у меня был далеким от "обжирающегося". Я попросил, чтобы женщина, выкрикнувшая реплику, вышла вперед.

Это была молодая особа лет тридцати, с ярким румянцем на щеках, редкой для того времени упитанности. Видимо, дома у нее не так уж было голодно: многие рабочие завода имели своих коров и огороды. Да и родственники в деревнях помогали. Честно говоря, я не мог не порадоваться ее внешнему виду: и вообще приятно, что человек так хорошо выглядит, а в данной ситуации ее цветущий вид меня устраивал, так сказать, вдвойне.

Кивнув в ее сторону и улыбаясь, я обратился к рабочим с вопросом: "Поглядите на нас и скажите - кто из нас обжирается?" Раздался взрыв хохота. Подождав, пока стихнет смех, я обратился к собравшимся с просьбой приступить к работе, а с прибавкой пайка потерпеть до лучших времен.