Я не пошел на это собрание, сказался больным, и жена твердо разговаривала с оргсекретарем Воронковым, который звонил и требовал, чтобы я приехал. Как это бывало уже не раз, я «храбро спрятался». Теперь, когда я думаю об этом, я испытываю чувство стыда. В день собрания — чувство удовлетворения: несмотря на угрозы Воронкова, не поехал на собрание.
9
«Всенародное проклятие» выразилось не только в газетных статьях, в резолюциях собраний, в «письмах трудящихся». В субботу 25 октября состоялась демонстрация Литературного института — после того как директор заявил, что готовность пойти и подписать протестующее письмо является «проверкой политической зрелости студента». В «Правде» появилась статья Д.Заславского под названием «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка». Секретарь ЦК ВЛКСМ, впоследствии министр госбезопасности Семичастный, в своей речи сказал, что «…паршивую овцу мы имеем в лице Пастернака… взял и плюнул в лицо народу… Свинья не сделает того, что он сделал… Он нагадил там, где он ел…»
Борис Леонидович добровольно послал отказ от премии в Шведскую академию: «В связи со значением, которое придает Вашей награде то общество, к которому я принадлежу, я должен отказаться от присужденного мне незаслуженного отличия. Прошу Вас не принять с обидой мой добровольный отказ…»
Добровольный? Сохранились фото, доказывающие обратное. «На дачу нахлынули иностранные корреспонденты, — пишет Ивинская. — Вот улыбающийся Б.Л. читает телеграмму о присуждении ему премии, вот он смущенно стоит с поднятым бокалом, отвечая на поздравления К.И.Чуковского, его внучки Н.А.Табидзе… А на следующем снимке, через какие-нибудь двадцать минут, Б.Л. сидит за тем же столом, но, боже мой, до чего же у него подавленный вид… Дело в том, что за эти двадцать минут приходил Федин и, не поздравив его, сказал, что во избежание серьезных неприятностей от премии и от романа Б.Л. должен добровольно отказаться» (Ивинская О. В плену времени. С. 202).
Телеграмма в Шведскую академию не удовлетворила правительство. От Бориса Леонидовича стали требовать покаяния, и в сложной, запутанной истории, сопровождавшей это требование, главную роль играла Ольга Ивинская, друг Пастернака, с которой он был близок в течение многих лет. В своей книге «В плену времени. Годы с Борисом Пастернаком» она делает вид, что признает свою вину: поведение в эти дни было ошибкой. На деле — не ошибкой, а преступлением. Нет никаких сомнений в том, что Борис Леонидович не хотел писать покаянные письма. Более того: их написал не он. Первое — Хрущеву — было результатом коллективного творчества Ивинской, смертельно перепуганной А.С.Эфрон и, по-видимому, подосланного Д.А.Поли-карповым адвоката Гримгольц. В письме Борису Леонидовичу принадлежит только одна фраза: «Выезд за пределы моей родины для меня равносилен смерти, и поэтому я прошу не принимать по отношению ко мне этой крайней меры».
Второе — в редакцию «Правды» — он первоначально написал своей рукой, но оно было переделано до неузнаваемости Поликарповым и Ивинской. Цитирую: «Боря писал, что, по его разумению, Нобелевская премия должна бы быть гордостью его народа, и если он от нее отказался, то не потому, что считает себя виновным или испугался за себя лично, а только лишь под давлением близких и боязнью за них… Письмо было заведомо неприемлемо для Поликарпова.
Пошла я на следующий день с проектом письма, написанным Борей в ЦК. Как и следовало ожидать, Поликарпов сказал, что мы с ним будем “сами работать над этим письмом”. Это была работа завзятых фальсификаторов. Мы брали отдельные фразы Б.Л., написанные или сказанные им по разному поводу, и белое становилось черным… Когда я тут же пришла к Боре с новым вариантом письма… он только рукой махнул. Он устал… Нужны были деньги на два дома и для других, кому он привык помогать. И Б.Л., совершив над собой непоправимое насилие, подписал это второе письмо» (Там же. С. 299).
Вопреки стремлению доказать, что все действия Ивинской были продиктованы ее любовью к Б.Л., жалостью к нему, боязнью за него — за каждой строкой ясно проглядывается совсем другое: животный страх за себя, за свое благополучие, которое — на первый взгляд — легко прикрыть раскаянием через пятнадцать лет. Это раскаянье не может заслонить тот неопровержимый факт, что она была агентом Поликарпова и, следовательно, рука об руку с государством терзала Б.Л., добиваясь его покаяний.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу