Джон Рокфеллер - Банкир в XX веке. Мемуары

Наряду с чертами лица, характерными для семьи Олдрич, я в значительной степени унаследовал от матери и ее темперамент. Ее спокойный характер резко контрастировал с большей напряженностью и зажатостью отца и некоторых моих братьев и сестры. Я всегда чувствовал свои особые отношения с матерью. Мать любила маленьких детей, и то, что я был младшим, давало мне преимущество. Братья часто обвиняли меня в том, что я пользуюсь особым отношением, хотя родители всегда сознательно старались не демонстрировать предпочтения к кому бы то ни было из детей. Но отношения между матерью и мной были легкими. Мы нередко радовались одним и тем же вещам. Одно из моих самых сильных воспоминаний касается ее любви к искусству и того, как тонко и терпеливо она передала это чувство мне. Красивые предметы оживали в ее руках, как будто любование ими передавало вещам особую ауру прекрасного. Чем дольше она смотрела на картину, тем больше она находила в; ней, словно какая-то магия открывала в ней новые глубины, новые измерения, недоступные обычным людям.

В матери было очень мало от страсти «коллекционера»; обладать полным набором каких-то предметов представляло для нее гораздо меньший интерес, чем наслаждение качествами каждого из них. Находясь рядом с ней, я впитал в себя что-то от ее вкуса и безошибочной интуиции. В восприятии искусства я научился у нее большему, чем у всех историков искусства и кураторов музеев, которые просвещали меня в сфере теории истории искусства и оценки предметов искусства на протяжении многих лет.

Хотя «официально» мать и отец всегда были в согласии по всем важным вопросам нашего воспитания и говорили с детьми одним голосом, по темпераменту они были диаметрально противоположными людьми. Для нас, детей, не осталось незамеченным, что мать не приходила на наши утренние молитвы, предпочитая оставаться в постели, читая газету или отвечая на письма. Или то, что она приносила в дом новаторские произведения современного искусства, часто приглашая создававших их художников, что огорчало и расстраивало отца. Или что ее лицо озарялось светом, когда она имела возможность побыть или поиграть с нами наедине. Она любила приключения и неожиданное. Спонтанность была свойственна ей совершенно естественно, и она получала наибольшее удовольствие, делая что-то по вдохновению момента.

Отец был полной противоположностью ей. Он хотел, чтобы жизнь следовала упорядоченному укладу. Ему нравилось знать, что он будет делать, в каком порядке, с кем и как. Независимо от того, находился он в городе или был на отдыхе, день планировался заранее, и отклонения от плана не приветствовались. Я помню, как он сказал, когда кто-то предложил сделать что-то неожиданное: «Однако мы планировали нечто другое». Для него это было достаточным основанием не делать незапланированного.

Когда мы отправлялись на лето в штат Мэн, чемоданы отца приносили за три дня до отъезда. Некоторые из них были старомодными «пароходными сундуками» с крышками, которые открывались сверху. Другие назывались «новыми чемоданами»; в них с одной стороны было место для костюмов, с другой стороны -ящики для белья. Уезжая из дома на два или три месяца, отец наполнял вещами не менее полудюжины чемоданов и сумок. Вначале он и его слуга Уильям Джонсон начинали отбирать и откладывать то, что нужно было брать с собой: плащи, свитеры, костюмы, одежду для верховой езды и т.д. Затем Уильям упаковывал вещи.

В то время стиль одежды был, несомненно, более формальным; зимой отец выходил к обеду каждый вечер в строгом вечернем костюме. Мать была в длинном платье, даже когда семья обедала без гостей. Тем не менее количество одежды, которую они брали с собой, было поразительным. Отец никогда не выходил на улицу, даже летом, без плаща на тот случай, если погода окажется холодной, и всегда на улице носил шляпу. На нашей фотографии с отцом, сделанной летом во время моей учебы в университете, когда мы ехали в автомобиле через юго-запад, мы сидим на шерстяном пледе под одинокой сосной посреди пустыни в Аризоне. На отце - костюм с галстуком и фетровая шляпа, непременный плащ лежит неподалеку.

Я не сомневаюсь, что отец очень любил всех своих детей, однако его собственное строгое воспитание, безусловно, внесло вклад в его негибкость в отношении к детям. Он был формальным, но не холодным, хотя и редко выражал свои чувства. Тем не менее, физически он в большей степени присутствовал в моем детстве, чем многие другие отцы, и, наверное, я общался с ним чаще, чем позже я проводил время со своими детьми. Он много работал, однако по большей части в своем кабинете дома, и не хотел, чтобы его отвлекали. Он ездил с нами в Покантико на уикенды и проводил с нами летние каникулы в штате Мэн, однако на эмоциональном уровне он был далек от нас.