Виктор Петелин - Жизнь Шаляпина. Триумф

– Ты, Антон, совершенно прав, даже мне приходится согласовывать мой репертуар с полицейскими чинами города, где я гастролирую, – сказал Шаляпин, воспользовавшись паузой. – Как-то не успели подготовить афиши предстоящего моего концерта, поехал к чиновнику, от которого зависело, состоится концерт или нет. Велят подождать, а у меня времени нет ждать-то. Оказывается, этот чин в ванне сидит. Ну и что? Пошел в ванную, лежит этакий боров… Познакомились, выпили по рюмке водки, и он, после этого душевного свидания, милостиво разрешил публикацию афиши, а значит, и концерта…

– О Господи! И ты видишь в этом происки императора Николая Второго? А не понимаешь, что это просто твоя рас ейская беззаботность… – агрессивно вел спор Константин Коровин. – Вот ты вышел на сцену… Кто мешает тебе творить так, как подсказывает тебе твой талант? Разве ты не свободный художник, не свободный творец образов Бориса Годунова, Ивана Грозного, Мефистофеля? Скажи мне! А ты в том письме жалуешься, что ты не свободен…

– Может, действительно ошибся я, Костенька, что подписал тот манифест, но уж очень уговаривал меня Гольденвейзер подписать его. Да и слова там были подходящие, соответствуют моему духу: «Жизненно только свободное искусство, радостно только свободное творчество».

– Ну и твори! Кто тебе мешает? Кто? Теляковский? Министр двора? Николай Второй? Скажи мне… Твое внутреннее самоопределение художника ничем не ограничено, ты свободен на сцене, как и я свободен, когда беру кисти в руки и вижу чистое полотно перед собой… Или напомню вам недавний эпизод из петербургской жизни… Разбушевались студенты Петербургской консерватории, Римский-Корсаков поддержал их, его отправили в отставку… Все это я, как вы сами понимаете, осуждаю, как и вы, вижу по вашим глазам. Но… В этом «но» и заключается суть моих размышлений о текущем моменте, как говорится… Что же дальше произошло?

– Да, знаем… Мне рассказывали, – вмешался в разговор Федор Иванович, почувствовавший, что разговор принимает острый характер. – Говорили, что весь Петербург устремился на «Кощея Бессмертного», поставленного учениками консерватории в марте этого года. Успех был грандиозный. Николая Андреевича засыпали цветами, зеленью, букетами. Вызывали, он выходил, он кланялся, а его венчали венками. Ну и само собой, рукоплескания, восторженные крики… А Николай Андреевич, рассказывали, недоумевал, что из-за подписанного им в феврале письма, поддержавшего хартию о свободе художников и музыкантов, возникло такое неожиданное для него политическое брожение в умах.

– В знак протеста против увольнения из консерватории Римский-Корсаков вышел из Петербургского отделения Русского музыкального общества. Вот что побудило всех честных людей поддержать его, – сказал Серов. – А ты, Костенька, в это время удрал в Париж…

– Так по делам же, заранее эта поездка готовилась… И не я один… Твой друг Саша Бенуа надолго слинял, а за ним потянулись и Юон, и Сомов, и Грабарь, Клодт… Подписали воззвание, а сами в Париж, ловкая позиция, – не унимался Коровин.

– А ты не протестовал даже против увольнения из консерватории Римского-Корсакова… Вот ты вспомнил моих друзей, все они выставляли вместе с тобой свои картины на выставке Союза русских художников в конце прошлого года. А помнишь ты картину Леонида Пастернака «Воспоминание об Италии»?..

– Ну, помню. Хорошие воспоминания, я тоже люблю Италию, – миролюбиво ответил Коровин, не почувствовавший подвоха.

– А помнишь подпись под этой картиной? – продолжал допрашивать Серов.

Коровин отрицательно покачал головой.

– «Мне сладок сон и слаще камнем быть во времена позора и паденья, не слышать, не глядеть одно спасенье, умолкни, меня не разбудить». Это четверостишие из микеланджеловского сонета. И по всему чувствую, что эти слова точно отражают позицию таких, как ты, друг мой. Боюсь, тебя не разбудить, в сладком сне ты до сих пор пребываешь.

– Начитались Горького, все о политике говорите, как будто других тем нет для разговора. Вот ты, Антон, вспомнил нашу выставку прошлого года в Петербурге…

– В этом уже году ее показывали в Москве.

– Да, я помню, не об этом речь… Ты обратил внимание, Антон, как много картин на исторические темы. Особенно привлекательны картины Александра Бенуа: «Парад при Павле I», «Петербургский канал при Екатерине II», «Прогулка Елизаветы Петровны»… Очень богатая выставка… И Врубель, и Серов, и Пастернак, и Борисов-Мусатов, и Грабарь, и Остроухов…