Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

Замечательная черта характеризует большие советские романы о революции. Они повествуют о народе в целом, о его борьбе за новую жизнь, и вместе с тем их героем может стать не обязательно герой в высоком смысле этого слова, не обязательно богатырь, который один воплотил в себе судьбу народа, как это было в эпопее прошлого, а любой человек из любого слоя общества. В этом проявились новаторство и демократизм революционного искусства. Героем эпопеи Шолохова становится колеблющийся Мелехов, а «героем» романа-эпопеи о революции М. Горького – представитель буржуазной интеллигенции Клим Самгин. Это означает, что проблема личности для художника-революционера не менее важна, чем проблема масс. Интересно, что Э. Мучник в специальной главе о Горьком из книги «От Горького до Пастернака» даже не останавливается на величайшем достижении писателя – романе «Жизнь Клима Самгина», отговариваясь тем, что весь этот роман – «дань политике».

А ведь именно обостренное внимание советского художника к проблеме личности, к судьбе каждого человека, как ее складывает история и он сам, и привело к появлению образа Мелехова. Именно для советского писателя нет «незначительной» личности. Каждая личность достойна изображения на полотне эпопеи. Именно Шолохова-революционера по-настоящему волнует судьба Григория Мелехова. Только ему могут быть так дороги черты этого казака-труженика, что у него сердце обливается кровью, когда он видит, как губит себя человек, как оступается на пути к правде. Фигура Григория Мелехова вырастает из всего эпического единства «Тихого Дона», а буржуазные критики пытаются «оторвать» Григория Мелехова от эпической ткани романа, противопоставить его произведению в целом, как особый образ, в самом себе несущий идею, противоположную смыслу романа в целом. Э. Мучник употребляет такое выражение: «Победа коллектива полностью заслоняет поражение личности». Противопоставление Григория коллективу, остальным казакам по сути направлено против самого Григория. Шолохов, оплакивая трагедию одного Григория, тем временем помнит и о других Григориях. У него нет и намека на противопоставление личности коллективу. «Победа коллектива» означала возможность победы и для э т о-г о Григория; беда его в том, что он не пошел в ногу с народом. Историческая трагедия героя не выдумана Шолоховым, она просто показана им такой, какой она была на самом деле, чтобы предупредить, уберечь других Григориев.

Буржуазные критики недовольны, что Шолохов в своих произведениях много места уделяет «действиям» героев. Э. Мучник находит, будто у писателя резко проявляется то, что Сантаяна назвал «слепой тенденцией к действию». «Тихий Дон», по ее мнению, лишь «цепь событий», и к тому же Шолохов слишком стремится показать жестокие столкновения лагерей.

Критики, подобные Мучник, не разглядели ценнейшей способности Шолохова – глубоко проникать в жизненные конфликты. Шолохов – поистине мастер конфликта. Как никто другой, он умеет вскрыть все, что таят в себе столкнувшиеся силы, обнажить их скрытые возможности. Для этого он обычно доводит конфликт до предельного обострения. Новое проявит себя в момент своего высшего взлета, старое вступит в последнюю, смертельную схватку за свое существование.

Сочиняя легенду о противоречии между «доктриной» и «чувствами» художника, критики с удовлетворением отмечают, что Шолохов много места уделяет изображению «противников красных» – в «Тихом Доне» рисует контрреволюционный мятеж, а в «Поднятой целине» – заговорщиков против колхоза. Действительно, чтобы показать, сколько разрушительной силы несут в себе сословно-собственнические пережитки казачества, писатель обостряет сюжет «Тихого Дона» до события контрреволюционного мятежа. В «Поднятой целине» он тоже не просто описывает собственнические предрассудки, а доводит их до моментов предельного взрыва. Он показывает тот максимальный вред, который они способны принести. Так появляются сцены «бабьего бунта», массового убоя скота, столкновения Давыдова с Устином Рыкалиным. Но, изображая старое в психологии крестьянства в моменты его предельного сопротивления, Шолохов тем больше подчеркивает, какая же наступательная мощь должна быть за новым, чтобы оно ломало все преграды. Разве не замечательные «взлеты» в жизни гремяченцев – собрание после «бабьего бунта», сцена пахоты и многие другие? Разве рядом с донским мятежом мы не видим беззаветного броска Интернациональной роты, героической борьбы отряда Подтелкова? Это предельное обострение конфликта – яркая особенность шолоховского дарования. Он никогда не описывает, что таит в себе вулкан, он покажет вулкан в действии.