Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

«Вот твой дархан [5]русский, я понимаю, это настоящий наш спаситель».

Еще хорошо чувствовал себя юный водовоз в школе. Как только подъедет, бывало, он к школе, так сразу же учитель Николай Иванович Кравченко пригласит мальчика в школу, чтобы он с ребятами поиграл, а вечерами учит его грамоте.

…Сегодня комбайнер коммунист Эрендженыч, вспоминая свою работу в деревенской кузнице на Алтае, говорит:

«Мне не забыть последнего – перед смертью – желания матери: «Сынок, большой грех возьмешь на душу, если забудешь великое добро русского дархана».

Шли годы. Эрендженыч вернулся на родину, в Поволжье. Теперь уже нет в живых ни кузнеца Стопарева, ни сельского учителя Кравченко. А у калмыка Эрендженыча есть одно заветное желание: накопить деньжонок и съездить на Алтай, чтоб в знак благодарности поставить памятники добрым русским дарханам…

Историей калмыка Эрендженыча Михаил Александрович был тронут до глубины души. Я видел, как теплеют его глаза при этом рассказе.

Нельзя, очевидно, представить Шолохова певцом и бытописателем одного лишь донского казачества. Ведь он одновременно с ненасытной жаждой вбирает в себя материалы о жизни народов своей необъятной Родины, хорошо знает историю, быт и культуру людей буквально всех географических широт. Он сетует, что ему довелось побывать всюду в Европе и Северной Америке, но он еще не побывал в Сибири и Забайкалье. Но глубоко ошибется тот, кто подумает, что Шолохов не знает о нашем крае. Ему о Сибири известно больше, чем иным аборигенам ее. У него на столе лежит вырезка из иркутской газеты, где говорится, что Братское море затопило лежбища медведей. Хозяин тайги, растревоженный морем, пошел бродить по селам, появляется на Ирети, забегает в Голуметь, где его раньше совсем не видели. Медведь, разбуженный новым морем, позволяет себе недозволенные шутки. Газетную вырезку прислал в Вешенскую старик Иван Петрович Щербаков, скромный бухгалтер из Голумети, который несколько лет назад побывал в гостях у Михаила Александровича.

Интерес Шолохова к Братскому морю совсем не случаен. Когда Тихий Дон был соединен судоходным каналом с Волгой-матушкой, Шолохов свои чувства выразил проникновенными словами:

«По правобережью среднего Дона много их, сторожевых и могильных курганов. Древней границей стоят они на высотах Дона, как бы озирая и сторожа задонское займище, откуда некогда шли на Русь набегами и войнами хозары, печенеги, половцы. В течение веков по левому берегу Танаиса-Дона двигались с юго-востока полчища чужеземных захватчиков, и вехами по их пути, как нерушимые памятники древней старины, остались курганы.

Затоплена водой Цимлянского моря древняя хозарская крепость Саркел, разгромленная еще Святославом. И странное чувство охватывает душу, и почему-то сжимается горло, когда с Кумшатской горы видишь не прежнюю, издавна знакомую узкую ленту Дона, прихотливо извивающуюся в зелени лесов и лугов, а синий морской простор…

Здравствуй же, родное Донское море, созданное волею большевистской партии, которую она вселила в сердца людей нашей великой Родины, вложила в их богатырские руки!»

Не меньший прилив восторга вызывают у великого писателя ангарский каскад гидроэлектростанций, рождение Иркутского и Братского морей, покорение Енисея. Шолохов прекрасно осведомлен о моем родном Приангарье. Много интересного материала об иркутских (западных) бурятах привез в Вешенскую удивительный рассказчик Александр Иванович Сергии 2, бывший начальник Талецкого леспромхоза, долго живший среди моих земляков – аларских и боханских бурят. Сергии – завсегдатай в доме на крутом берегу Дона. Ему есть чем поделиться с Михаилом Александровичем.

Когда родился будущий писатель, Сергину было уже десять лет. Его мать, Ольга Михайловна, часто бывала в хуторе Кружилинском в семье своего родного брата, Александра Михайловича Шолохова, отца писателя.

Вместе с матерью бывал в доме Шолоховых и маленький Саша Сергии. Он с малых лет привязался к своему двоюродному братишке Мише. Эта привязанность осталась на всю жизнь.

Работая в Восточной Сибири помощником начальника по учебно-воспитательной части среди несовершеннолетних правонарушителей, Сергии старательно искал в архиве бывшего Александровского централа на Ангаре интересные сведения для писателя, переписывал их. Накануне Отечественной войны в бумагах Шолохова можно было видеть четыре толстых общих тетради о сибирской ссылке и каторге, исписанные рукой Сергина и привезенные им из Иркутска. Во время войны они вместе со всем архивом Шолохова погибли.