Виктор Петелин - Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

– Тружусь с мотыгой. – Голос Кудинова посуровел. – Топчу землю. Тружусь в стопанстве – колхозе. Скажу правду: горек хлеб на чужбине. Но вот потянуло меня сюда, к семье. И тоскую я тут по тихому Дону, ругаю себя, что не остался в Вешках.

– Скажите, пожалуйста, Павел Назарьевич, как вы попали в командующие восстанием?

– Я и сам не знаю, – ответил Кудинов. – Тогда, в 1919 году, в Вешках, на военном совете от восставших частей были выдвинуты две фигуры: сотник Илья Сафонов, не знавший фронта, и ордена Станислава с мечами, георгиевский кавалер четырех степеней, фронтовик-вешенец, ваш покорный слуга хорунжий Кудинов. В полках открытым голосованием по большинству и избрали меня в командующие.

– Насколько текст «Тихого Дона» близок к действительным событиям?

– В романе много святой правды, – говорит Кудинов. – Верно указаны причины восстания, его размах и то, что мы гражданскую власть оставили в лице окружного исполкома Совета, а не атамана, и что вместо слов «господа» и «ваше благородие» мы оставили слово «товарищ»… Почти в каждой главе «Тихого Дона» повествуется

о событиях и фактах, которые были в жизни. Вот, скажем, урядник Фомин действительно был избран командиром Вешенского полка, открыл фронт красным. На телеграфный приказ генерала Краснова «образумиться» Фомин из Вешек послал генерала в тартарары матерной бранью по телеграфу. Точно описаны перегибы комиссара Малкина, мятеж в Сердобском полку, который привел к нам и поставил на колени монархист командир Врановский. В романе есть кое-что, с чем я и не согласен, чего со мною или вокруг меня не было. Скажем, у меня при штабе не было монархиста Георгадзе. Но Шолохов, как писатель, видимо, имеет право на свой художественный домысел…

– Что вы скажете о главном герое «Тихого Дона» Мелехове?

– Среди моих командиров дивизий Григория Мелехова не было, – отвечал Кудинов. – Это вымышленное лицо. Во главе первой (в романе – мелеховской) дивизии стоял хорунжий, георгиевский кавалер из хутора Базки Харлампий Васильевич Ермаков. В романе он у Григория Мелехова командует полком. Ермаков был храбрый командир, забурунный казак. Многие его приметы, поступки и выходки Шолохов передал Григорию Мелехову.

– Что вы имеете в виду?

– Да то, что бабка Харлампия – турчанка, – ответил Кудинов. – И то, что он хорунжий с полным бантом крестов Георгия, что немножко был с Подтелковым. Я Харлампия знал хорошо. Мы с ним однополчане. И его семейную драму я знал. Его жена трагически умерла в восемнадцатом году, оставив ему двоих детишек. А его заполонила новая любовь. Тут такие бои, земля горит под ногами, а Харлампия любовь крутит-мутит. Возле Мигулинки порубил Харлампий матросов в бою, а потом бился у меня головой в стенку. И эти его вечные вопросы: «Куда мы идем. И за что мы воюем?» В романе все это звучит на высоких нотах, краски сгущены, трагедия, одним словом. Так в этом же и сила, и глубина, и пленительность таланта Шолохова…

Мы долго еще говорили и тепло распрощались.

…Вот так я и познакомился с вешенским хорунжим Павлом Кудиновым – одним из живых персонажей шолоховской эпопеи…

Старый коммунист Яков Фатеевич Лосев, показывая мне курень над Доном, сказал:

– Помнишь начало «Тихого Дона»: «Мелеховский двор – на самом краю хутора. Воротца со скотиньего база ведут на север, к Дону. Крутой восьмисаженный спуск меж замшелых впрозелени меловых глыб… С юга – хребтина горы…» Посмотри на все эти приметы хутора Базки, и ты узнаешь в них хутор Татарский. Да, здесь жил казак Харлампий Васильевич Ермаков.

– Вообще-то Ермаковы жили не в Базках, а в хуторе Антипове, – продолжал Лосев. – У Василия-турка детей была куча. И вот Харлампия трех лет от роду отдали на воспитание родичу в Базки, бездетному казаку Солдатову. Отсюда ушел он на службу. В войну заслужил четыре Георгия, получил погоны хорунжего. В революцию было примкнул к Подтелкову, его даже в Базках избрали в ревком. А потом переметнулся к белым. Присутствовал при казни Подтелкова. Затем, когда в Вешках вспыхнул мятеж белых, Харлампий Ермаков подался к повстанцам и командовал у них дивизией. У него умерла жена. Он приголубил себе сестру милосердия и отступал с нею на Кубань. В Новороссийске сдался красным, скрыв свои вешенские грехи. На Польском фронте в Конармии выслужился – командовал эскадроном, а затем полком. Как видишь, кое-что из биографии Ермакова совпадает с контурами портрета Григория Мелехова.