Не во всем можно согласиться с Фернандесом, не все его определения («крестьянская сочность», «роман крестьянский» и т. п.) точны или, во всяком случае, исчерпывающи. Нам кажется более чем странным следующий пассаж в его статье: «Шолохов хотя и не забывает, что он советский писатель… но он со всей мощью защищает свои права художника». Противопоставление здесь по меньшей мере надуманное, навеянное изрядно уже затасканным тезисом враждебной пропаганды, которая пытается выступать в фальшивой роли защитницы свободы творчества советских писателей. Можно только сожалеть, что серьезный критик принимает на веру столь несерьезные утверждения. Правам Шолохова-художника никто и ничто не угрожает. Напомним, что думает по этому поводу сам Шолохов: «О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто бы пишем мы по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и родному народу, которым мы служим своим искусством».
Впрочем, эта и некоторые другие ошибки и заблуждения Фернандеса не могут помешать нам по достоинству оценить положительный пафос его статьи, который сформулирован в последнем абзаце: «У Шолохова… нет ни ложной идиллии, ни бесплодного пессимизма, он ясно видит, какие изменения нужно совершить в деревне, чтобы счастье перестало быть там обманом, а нищета фатальной неизбежностью. Политический роман, роман крестьянский, «Тихий Дон» – произведение гармоничное, полное, образцовое».
Совсем другое впечатление производит опубликованная в декабрьской книжке (1960 год) журнала «Прёв» [2]статья Роже Килло «От Шолохова до эпопеи». Это выступление, в котором все – от общих рассуждений о литературе до характеристик шолоховских героев, от «эстетических» оценок до недорого стоящих острот – продиктовано соображениями, далекими от искусства, или, попросту говоря, ненавистью к нашей стране, советскому народу. Килло и не особенно скрывает это. «Любопытство скорее политического, чем литературного характера, толкает нас на поиски в каждом романе признаков эволюции русского мира», – пишет он. И так как, естественно, в «Они сражались за Родину» ему нечем утолить это «любопытство», он с раздраженным разочарованием заявляет, что считает произведение Шолохова «провалом». Впрочем, «любопытство» все равно не дает покоя Килло, и его попытки отыскать во что бы то ни стало «признаки» желанной «эволюции русского мира» становятся просто смешными. Нет, мы ничуть не преувеличиваем, именно смешными.
Критик приводит, например, реплику Лопахина (он многозначительно называет его «шахтером-активистом»), который на шутливый упрек Звягинцева («Господи боже мой, до чего же ты, Петя, сквернословить горазд!») отвечает с издевкой: «Это, браток, кто кого привык чаще вспоминать. У тебя вон за каждым словом – «господи боже мой», а у меня – другая поговорка…» – критик приводит эту последнюю фразу для того, чтобы задать глубокомысленно «разоблачающий» вопрос: «Что это – доказательство религиозного либерализма, машинальное проявление пережитка или свидетельство национального единства, перекрывающего различные традиции?» Или другой пример. Юмористический монолог Лопахина, живо рисующего трудности генеральской жизни, истолкован Килло как «длинный и сочный нагоняй» товарищу, в речах которого прозвучало недовольство начальством. «Отсюда, – делает он еще один «разоблачительный» вывод, – каждый должен понять, что шутить по поводу иерархии дурно». Право же, можно только посочувствовать критику «Прёв», вынужденному столь «сомнительным» материалом удовлетворять свое до такой степени разгоряченное любопытство, что оно явно лишает его чувства юмора.
Если Килло и отмечает как единственное достоинство «Они сражались за Родину» то, что Шолохов пишет о простых солдатах (риторически вопрошая: «Признак ли это новых времен?»), делается это лишь с одной целью – противопоставить Шолохова всей советской литературе военных и послевоенных лет, у которой якобы «в чести» были одни только генералы и офицеры, и таким образом бросить на нее тень. Сколь основательно это делается, можно судить хотя бы по тому, что главы «Они сражались за Родину» начали печататься в «Правде» в мае 1943 года, почти двадцать лет назад. Мы уже не говорим о том, что во многих произведениях («Василий Теркин» А. Твардовского, «В окопах Сталинграда» В. Некрасова, «Звезда» Э. Казакевича, «Алексей Куликов – боец» Б. Горбатова и др.) именно того периода, который Килло намерен представить как пустыню, запечатлен образ советского солдата. Что это, неосведомленность самого критика или, быть может, расчет на неосведомленность читателей?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу