Петр Игнатов - Записки партизана

Покушение на господина Штейна удалось на славу. Николай с товарищами ухитрился вывести из строя не один десяток немецких солдат и даже повредить машину, в которой ехал Бережной. Это было сделано после того, как Штейн выскочил из машины и бросился на партизан, выпустив в них весь заряд своего парабеллума.

Штейн, добравшись до ближайшего хутора, вызвал по телефону начальника гестаповцев Анапы и распек его так, что тот дрожал как осиновый лист.

Теперь в руках у Бережного были козыри: прежде всего он был на волосок от смерти, на его жизнь покушались партизаны, и в схватке с ними он проявил храбрость — это снимало с него всякие подозрения, если бы они даже и возникли в связи с его поведением в Варениковской. К тому же это давало ему возможность отказаться от банкетов, где он мог встретиться с нежелательными крымскими знакомыми Штейна.

В доме коменданта, куда приехал Штейн, к нему подошел немецкий офицер и отрекомендовался обер-лейтенантом Бернсом, начальником Анапского порта.

Пожимая руку Бережному, немец смотрел на него удивленными глазами и тотчас же начал смущенно извиняться.

Дело в том, что у него, обер-лейтенанта Бернса, есть друг Отто Штейн: они вместе росли и учились в Мюнхене. В последнее время Штейн состоял при господине гаулейтере Крыма. Узнав, что Штейн прибыл в город, Берне поспешил к нему. Но оказалось, что здесь произошло какое-то недоразумение.

Бережной на какое-то мгновение растерялся. Ему надо было собраться с мыслями. И тут помогла все та же повязка на голове, которая уже не раз его выручала. Сделав вид, что у него мучительно болит голова, он выгадал те несколько секунд, которые были нужны, чтобы придумать ответ.

Да, господин обер-лейтенант совершенно прав: Отто Штейн действительно работает в Крыму и даже собирался выехать на Кубань. Но в самый последний момент господин гаулейтер передумал и послал в командировку его, тоже Штейна, но только родом не из Мюнхена, а из Веймара. Он сожалеет, что надежды господина обер-лейтенанта повидаться с другом не сбылись…

Однако Бернс не унимался. Господин Штейн поймет его настойчивость — он почти год не виделся с другом и хотел бы услышать, как он выглядит и как здоровье его супруги, госпожи Амалии Штейн… Бережной уже вошел в роль: конечно, он с удовольствием расскажет все, что знает о семье его друга, но, к сожалению, только не сейчас. У него неотложное дело. Они встретятся сегодня же, за обедом. И господин Штейн вежливо поклонился.

Обращаясь к начальнику гестапо, Бережной потребовал, чтобы ему показали тюрьму.

— Те безобразия, которые творятся партизанами в районе, — резко заявил он, — заставляют предполагать, что к этим бандитам, заключенным в тюрьме, относятся также спустя рукава. Кроме того, у меня есть подозрения, что в тюрьме находится неопознанным один из вожаков партизан.

Вскоре Бережной уехал в тюрьму. Он никогда в жизни не видел Егорина. У него была только фотографическая карточка, переданная ему Славиным: невысокий мужчина с густой черной бородой, одетый в украинскую вышитую рубашку, весело улыбался, держа на руках свою маленькую дочурку. Снимок был сделан год назад. За этот год Егорин пережил горечь разгрома своих отрядов, ужас пыток, и кто знает, как он выглядит сейчас. Быть может, стал сутулым, седым стариком…

В особом крыле, где содержались наиболее важные арестованные, Бережной вместе с начальником тюрьмы обходил камеру за камерой, внимательно вглядываясь в лица заключенных. Он изредка задавал вопросы и что-то записывал в свою записную книжку.

Егорина не было среди арестованных. И вдруг в одной из камер Бережной увидел человека с черной с проседью бородой. Арестованный лежал на нарах, и разглядеть его лицо было трудно.

— Поднять его! — приказал Штейн.

Арестованный сам с трудом поднялся. Он был страшен: осунувшееся худое лицо было все в ранах и кровоподтеках: всклокоченная черная борода светилась сединой. Левая рука, очевидно, была сломана и висела как плеть.

Бережной узнал в нем Егорина.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Глаза Егорина горели ненавистью, у него дергалось левое веко. Казалось, он сейчас плюнет в лицо этому проклятому фашисту. А Бережному хотелось броситься ему на шею, обнять его и шепнуть на ухо: «Потерпи, дорогой. Мы помним о тебе!» Но он только коротко спросил:

— Кто это?

Начальник тюрьмы почтительно доложил, что это один из партизан, захваченных в Раевской, и что он до сих пор отказывается назвать себя.