Александра Шарандаченко - Регистраторша ЗАГСА. Из дневника киевлянки

— Надо было тогда побольше натащить ячменя…

С отчаяния замесила две лепешки. Вот они уже испечены и в одно мгновение уничтожены. Дети подняли крик. Их ни за что отшлепали, и не обошлось без слез. Поссорились и взрослые.

Гадко у меня сейчас на душе. Надо выйти на свежий воздух, прогуляться в саду, забыть о медяниках, шовкунах. Мерзко все это… На свежий воздух!

Три дня сыплет снежок. И не тает. Улеживается. Немножко, правда, отсырел, когда в один из дней наступила небольшая оттепель, но тут же подмерз. Сверкают ледовые дорожки.

Каждый раз, когда проходишь мимо катающихся, в голову лезет озорная мысль: эх, разогнаться бы, как в детстве, и на полном ходу проехаться! Но тут же обрываешь себя: куда уж там! И так еле двигаешься…

А ночи прекрасные. Вот и сейчас опускается такая же. Лунная, белая, морозная. Но она вызывает какое-то досадное чувство: и ночь оккупированная, не своя.

приходят на ум слова песни.

Как давно я пела! Не до песен сейчас. Да и голос звучит как из могилы. Сама ему дивлюсь, когда в минуту отчаяния прорвется песня. Несколько дней не брала в руки перо. Настроение было препротивное!

Опять пропали три дня на хождения по кабинетам городской управы. Наряд на картошку все еще не выхлопотала, зато добыла наряд на хлеб, и по новой норме — по 200 граммов. На неделю-кило четыреста. Нам на семерых — и за один раз не успеешь как следует вкусить, потому что вдоволь наедаешься им лишь во сне. Говорят, что эту же норму получим и на следующей неделе, — разумеется, если штадткомендант не встанет с левой ноги и если его не будут душить кошмары «партизанщины»…

Учителям пока что дали как «работающим». Остальная часть населения получает 200 граммов раз в месяц (фашистская рептилия обещает — дважды в неделю). Наряд получила в понедельник, а во вторник я, Анастасия Михайловна и техничка, запасшись мешками, с радостными глазами торжественно отправились на хлебозавод. На хлебозаводе тепло, уютно, пахнет хлебом. Завод-то наш, хлеб тоже наш, а на каждом шагу — серо-зеленые шинели чужеземцев! В глазах темнело не столько от голода, сколько от ненависти, от злости. Полные хлебом грузовики — для них, грабителей.

А хлеба, хлеба сколько увидели! Но есть мы его могли только глазами. Выбирала наиболее пышную хлебину и мысленно смаковала каждый кусочек. Жадно вдыхала теплый запах печеного хлеба и люто ненавидела сытые, самодовольные рожи фашистов, которые совершенно равнодушно отбирали несколько машин наилучшего хлеба, бракуя из-за какой-нибудь ничтожной мелочи целую машину. Недопустимо обидным было хозяйничание этих чужеземцев на нашем заводе.

Представители разных немецких организаций, точно откормленные кабаны, мордастые, пузатые, похаживали между стеллажами с хлебом, не удостаивая никого из присутствующих взглядом (в глазах каждого из нас прочитали бы лишь суровую ненависть к себе!). Перед ними по-собачьи юлили, заглядывали им в глаза несколько переводчиц.

Два часа провели мы на хлебозаводе, пока получили положенные нам по весу 40 буханок. Какими же горькими были эти два часа!..

До трамвайной остановки — немногим больше километра — тащились очень долго, хотя мешки были не такие уж тяжелые. Техничка нас опередила («Мне легче нести без передышки. Такая уж у меня натура!»), а мы с Анастасией Михайловной несколько раз присаживались отдыхать.

— Ну и ну, точно камни тебя придавили, — отдышалась Анастасия Михайловна. — Посидим, спешить некуда. Паша подождет нас у трамвайной остановки.

— Дожили…

— Да, тяжело и обидно. Но всему свой конец. Каковы сообщения последних дней? Читали газету?

— Снова продвигаются. Уже в Крыму.

— Лупит их там мой Сева, ох и лупит! Дожить бы до встречи.

— Где-то и наш Гриць да два Михаила… Сидели на безлюдном месте, можно было без опаски говорить обо всем во весь голос.

— Продвижение это до поры до времени. Недаром спешили с «блицкригом»… Недолго будут жрать наш хлеб, подавятся. Вы обратили внимание на немца с крестами, который прохаживался около весовщицы? Классическое чудовище.

Тронулись. Навстречу попались несколько голодных теней с глазами-пропастями.

— Откуда хлеб?

— С хлебозавода, по немецкому наряду…

— Значит, наши тоже получили, с утра еще ушли.

И тени людей повернули назад.

Порог школы переступили торжественно: нас ждали, нам выбежали навстречу.