Однажды, весной 1939 года, Дмитрий Николаевич вернулся с работы домой и сказал жене: «Случилось кое — что удивительное. Ты лучше сядь…», — и вынул из кармана мятый лотерейный билет (он покупал эти билеты каждую неделю и потом узнавал о розыгрыше лотереи в газете). «Смотри, проверь номера…» Это был номер главного приза! Шмеманы выиграли сороковую часть приза (билеты были довольно дорогими и обычно покупались вскладчину). Из выигрыша в пять миллионов франков они получили сто двадцать пять тысяч — в то время целое состояние! Шмеманы сразу же раздали все долги, подарили по курице всем друзьям и родственникам и купили новые ботинки и новые пальто — прекрасные двубортные пальто, с поясом, бежевое для Александра, коричневое для Андрея, первые новые пальто в их жизни. (Во время немецкой оккупации моя мать сшила из пальто Александра два пальто для наших детей, Анны и Сергея, и они отправились в них на пароходе в Америку.)
И вот, в своих новых пальто, братья поехали вместе с родителями на длительные каникулы в Югославию.
Высоких, красивых семнадцатилетних юношей с восторгом встретили их юные кузины, девушки шестнадцати — семнадцати лет. И эти каникулы запомнились им надолго.
Итак, вся семья отдыхала в Белграде. И в это время началась война с Германией. Все визы и документы для передвижения между странами были отменены. Шмеманы отчаянно пытались найти способ вернуться в Париж (хотя Анна Тихоновна предпочла бы остаться со своими родителями…). Они боялись, что окажутся отрезанными от Франции, но им повезло, и каким — то образом они получили разрешение на выезд и в декабре вернулись в Париж. Кадетский корпус закрылся. Андрей переехал жить домой, и оба брата поступили в русскую гимназию, чтобы подготовиться к сдаче второго бакалавриата. Жизнь в гимназии была более веселой, простой и дружной, чем во французском лицее. Там преподавали прекрасные профессора, например — профессор Владимир Васильевич Вейдле читал там философию. (Позже он стал нашим близким другом. Когда Владимир Васильевич приезжал в США для работы в архивах Музея искусств Метрополитен в Нью — Йорке, он останавливался у нас в Крествуде. Ему очень нравились мои жареные «картошечки», и за ужином он поражал нас своим глубоким знанием истории искусств, русской литературы и мировой культуры.) В гимназии у мальчиков появились друзья, дружба с которыми сохранилась на всю жизнь.
Иногда мальчикам хотелось отдохнуть от напряженных занятий или требовалось отвлечь внимание учителя, и тогда они просили Таню Лебедеву (ставшую впоследствии женой д — ра Струве [ [2] Струве Петр Алексеевич (1925–1968), внук П. Б. Струве и брат H. А. Струве, врач, в 1964 принял священство. Один из организаторов (середина 1960–х гг.) и первый настоятель франкоязычной церковной общины Святой Троицы в крипте Свято — Александро — Невского собора в Париже. Жена — Татьяна Борисовна Лебедева (1922–2005). — Прим. перев.
]): «Танюшка, упади в обморок!» Она послушно падала, и мальчики торжественно относили ее к медсестре, избегая таким образом конфликта с учителем. Дисциплина была не слишком строгой, атмосфера в школе из — за войны (поверьте мне!) — веселой и как бы беззаботной: имел значение только сегодняшний день, ведь никто не знал, что будет завтра. Александр завершил занятия и успешно сдал экзамен на второй, окончательный бакалавриат по философии. Теперь он был готов к поступлению в Св. — Сергиевский богословский институт. Он мечтал посвятить себя изучению богословия.
Тем временем жить становилось все труднее, несмотря даже на введение продуктовых карточек. За хлебом и картошкой (часто мороженной) выстраивались длинные очереди. Эти ежедневные заботы ложились в основном на плечи женщин. Молодежь же была беззаботной. Все ходили пешком, потому что в Париже с самого начала войны и во все время немецкой оккупации общественный транспорт не ходил. И молодые люди всеми возможными способами пытались обойти объявленный немцами комендантский час, танцевали ночи напролет и ели морковные пироги, запивая их странными безвкусными соками. Но никто не жаловался. Мы были молоды!
Почему я говорю «мы»? Сейчас расскажу. Сдав экзамен на второй бакалавриат, Александр решил сразу же начать пятилетнее обучение в Св. — Сергиевском богословском институте и потому пришел в институтскую церковь на молебен по случаю начала нового учебного года. Я тоже была в это время в церкви, потому что навещала своего дядю, Михаила Михайловича Осоргина, одного из основателей института, преподававшего там церковную музыку. Мы встретились на ступеньках лестницы, ведущей к церковным дверям, в день памяти преп. Сергия, 8 октября 1940 года. Александр поздоровался со мной (ему было девятнадцать лет и один месяц, мне — семнадцать и два дня!) и сказал неожиданно: «Здравствуйте! Я буду здесь учиться, но я не собираюсь становиться монахом». После службы в квартире моего дяди вместе с другими родственниками мы вместе пили «чай» (напиток военного времени, не настоящий чай, а нечто коричневатое и безвкусное). В тот же вечер Александр сказал одной из моих кузин: «Сегодня я встретил мою будущую жену».
Читать дальше