Энрике Листер - Наша война

Но не все подобные стычки заканчивались столь безобидно. Так, в середине мая 1929 года я с товарищем возвращался с собрания группы рабочих-лесопильщиков, которое мы проводили в ночь с субботы на воскресенье в сосняке прихода Качейрас. Около деревни Рахо мы увидели пересекающий шоссе крестный ход и остановились примерно в двухстах шагах, пропуская его, а затем продолжили свой путь. Вдруг один из священников сделал нам знак обнажить головы. Мы не обратили на него внимания. Тогда он поднял крик. Подойдя к нему, я сказал, что здесь не церковь, к тому же мы уже проявили достаточно уважения к церковным обрядам, остановившись на почтительном расстоянии, хотя имели право продолжать свой путь.

В этот момент появились находившиеся поблизости в таверне три жандарма, которые попытались задержать меня. Это были старшина Рэй, жандарм Санмигель и еще один, имени которого я не помню. Рэй стал справа от меня, Санмигель слева, а третий пристроился сзади. После этого они приказали мне следовать за ними в таверну.

Несправедливость ареста, торжествующая улыбка священника и других свидетелей этой сцены так взбудоражили мою кровь, что одним ударом я свалил Санмигеля на землю, а затем, не дав старшине выхватить пистолет, ударил и его. В этот же момент жандарм, стоявший сзади, прикладом разбил мне голову. Но я продолжал держать старшину, и жандарм не решался выстрелить в меня. Думается, что ему и не очень хотелось это делать. Он бегал вокруг как сумасшедший. Тут в дело вмешалось несколько соматенес (нечто вроде деревенской полиции, комплектовавшейся из волонтеров, в большинстве случаев реакционеров). С их помощью жандармам удалось втащить меня в таверну, принадлежавшую одному из соматенес.

Воспользовавшись суматохой, мой товарищ сбежал, и жандармы решили, что он отправился предупредить моих братьев. Так оно и оказалось. Тогда они сообщили о случившемся командиру роты капитану Хосе Бланко Ново в Сантьяго и попросили у него подкрепления. Во второй половине дня в таверне появился сам капитан с пятью жандармами. Он приказал всем покинуть зал и, когда мы остались одни, сказал, что сюда направляются мои братья и друзья и я буду нести ответственность за трагедию, которая может произойти. После этого я позволил увести себя. Спустя несколько минут мы выехали в Сантьяго, где меня заключили в тюрьму.

На следующий день в тюрьме появился пехотный майор Карнеро, назначенный для ведения следствия. Его сопровождал в качестве секретаря сержант Ривас. Первые же слова майора удивили меня. Он стал ругать жандармерию и вел допрос в благоприятном для меня направлении. В конце он сказал, что понимает мое стремление как можно скорее выйти на свободу и поэтому на следующий же день пришлет мне на подпись прошение на имя военного судьи, которое затем направит ему вместе с делом. Спустя восемнадцать дней я был отпущен на поруки. Что касается капитана жандармерии Бланко Ново, то в 1947 году, будучи уже подполковником, он зверски убил нашего товарища — Касто Гарсиа Росаса, руководителя коммунистов и партизан в Астурии.

9 ноября того же 1929 года на местной ярмарке появились пять жандармов. Один из них подошел ко мне и грубо схватил за лацкан пиджака. Ударом кулака я повалил жандарма на землю, затем поставил на ноги и, сорвав с него ремни, отхлестал по лицу. Вмешались другие жандармы. Тут же были и два моих брата с товарищами. Это обстоятельство охладило жандармов, в глубине души радовавшихся уроку, который я дал их приятелю-провокатору. Этим дело и ограничилось.

Жандарма звали «Эл Каталан» [6] Каталонец (исп.). . Он был незаконнорожденным сыном Риверо де Агилар, в доме которого его мать работала прислугой. В 1936 году один из Риверо де Агилар выступал в качестве прокурора на военном суде, приговорившем моего брата Фаустино к смертной казни. В годы диктатуры Франко он стал миллионером.

Однако я основательно забежал вперед, поэтому возвращаюсь к своему повествованию.

1925 и 1926 годы я провел в Галисии, пытаясь возродить деятельность профсоюза разных ремесел в Тэо — Амесе и округе, запрещенного в 1923 году. Задача была трудной. Последние легальные лидеры профсоюза оставили все печати у себя. Несмотря на это, мы создали несколько групп, установили необходимые контакты, организовали ряд выступлений и актов солидарности.

После очередного столкновения с жандармерией, опасаясь ареста, я в начале 1927 года вновь уехал на Кубу. Устроившись на строительство гаванского Капитолия, я тотчас же установил контакт с профсоюзом через одного из его руководителей, также работавшего на стройке. Он приехал на Кубу с Канарских островов. После нескольких недель знакомства он начал рассказывать мне о Советском Союзе, о социализме и предложил вступить в группу друзей СССР. Я согласился и таким образом встал в ряды коммунистов. Это было время свирепой диктатуры Мачадо. В середине 1927 года арестовали одного из членов нашей группы, и я был вынужден оставить работу. Спустя несколько дней товарищи посадили меня на пароход, шедший в Испанию с остановкой в Нью-Йорке. Там я должен был выйти. Мне дали адрес, сказав, что сообщат о моем приезде.