Энрике Листер - Наша война

Несмотря на то что первый опыт закончился так неудачно, отец все еще не хотел верить, что у меня не лежит душа к торговле, и устроил в лавку другого своего знакомого, Хосе Лопес де Оренсе, на улице Салуд, 231.

В новой лавке круг моих обязанностей оставался прежним. Разница заключалась лишь в том, что меня не били. И это было уже немало!

Здесь я также быстро подружился с местными ребятами, дарил им сладости, шоколадные конфеты и другие вкусные вещи, которые мне удавалось вынести из лавки. В один прекрасный день хозяин пришел к выводу, что торговца из меня не получится, и сказал об этом отцу. Отцовская мечта сделать из меня лавочника, избавить от зубила, резца и молота каменотеса рухнула. Но это вовсе не означало, что мне удалось добиться своего — стать каменотесом.

Некоторое время я работал на фабрике деревянной тары. Затем, примерно год, мы жили в Матансасе. И только когда мы вновь вернулись в Гавану, я начал учиться профессии каменотеса. Одновременно поступил в вечернюю школу Галисийского центра, которую посещал после работы. Мне было в то время четырнадцать лет.

В 1924 году, когда я работал на строительстве Астурийского центра, каменотесы организовали свой профсоюз и меня назначили представителем на стройке. Это было моим боевым профсоюзным крещением.

К тому времени я полностью приспособился к кубинскому образу жизни, «аплатанадо», как говорили там, и все реже думал о возвращении в Галисию. Но 25 января 1925 года произошло событие, изменившее спокойное течение моей жизни. В тот день работавший вместе со мной земляк рассказал о письме, полученном им из Галисии. Ему сообщали, что наш сосед-кузнец и один из его сыновей избили мою мать, поранив ей лицо. Я горячо любил мать. Расстояние, разделявшее нас, еще больше усилило это чувство. Как только я узнал о случившемся, меня охватило одно-единственное желание: на первом же пароходе отправиться в Галисию. Я пошел к управляющему, заявил о своем намерении оставить работу и попросил рассчитать. У меня было несколько сот песо, сбереженных на черный день, — у каменотесов такие дни бывают часто. Получив в консульстве свой паспорт и заплатив соответствующий штраф за все годы, что не показывался там, я купил билет на пароход, отправлявшийся 28 января в пять часов вечера, и запасся пистолетом девятого калибра с коробкой патронов.

В полдень 28 января я появился в трактире, где обычно обедали отец и два брата, рассказал им о письме из Галисии и сообщил, что через три часа отправляюсь на пароходе в Испанию. Они были возмущены поступком кузнеца, но в не меньшей степени моим решением, так как считали, что у них больше прав отправиться за океан и встать на защиту матери. Но поскольку ни у кого из них не было оформленного для выезда паспорта и билета на пароход, им ничего не оставалось, как проводить меня до пристани.

11 февраля я прибыл в Виго, а 13-го был уже дома. Первое, что бросилось мне в глаза, это шрам на лице матери, рассекавший бровь до самого глаза. Кузнец ударил мать рукояткой пистолета, а его сын в это время держал ее.

Мать сделала все возможное, чтобы замять случившееся. Я успокоил ее, но с первого же дня стал искать случая отомстить обидчикам.

Однако кузнецы словно исчезли: отец и сын перестали бывать в таверне, куда обычно ходили, а поскольку работали они у себя дома, встретить их было невозможно.

Так прошел февраль. Однажды, в середине марта, ранним утром у нас в доме появились четыре жандарма. Они произвели обыск и забрали у меня пистолет. Кузнецы по-прежнему не показывались, но время от времени давали о себе знать. Наконец 30 апреля мы встретились перед их домом. Произошла драка. Сын кузнеца получил ранение в легкое. Отец, видя, что сын падает, трусливо бросил его и заперся в своем доме. Я был ранен в голову.

История с кузнецом требует некоторого пояснения для того, чтобы стало понятно, какой след она оставила в моей душе и как в последующем развивались взаимоотношения между нашими семьями.

Кузнец и мой отец в молодости были друзьями. В один из приездов отца с Кубы — он совершил восемь вояжей на Кубу и обратно — кузнец нанял его строить дом. Отец взялся за работу, не заключив письменного контракта, что было в порядке вещей между знакомыми и друзьями. В ходе работ отец неоднократно обращался к кузнецу за деньгами; но последний всегда находил причину не платить ему. Когда строительство было завершено, кузнец заявил отцу, что ничего ему не должен.

Отцу пришлось продать корову, свинью, взять деньги в долг и отдать все до последней копейки, чтобы расплатиться с рабочими и за строительные материалы, после чего он вновь уехал на Кубу.