Антон Бринский: По ту сторону фронта

Пылают деревни, горят хлеба. Черные дымы пожаров днем и багровые зарева ночью встают вокруг нас. Гусеницы немецких танков топчут родную землю. Зловещие птицы со свастикой на крыльях, низко летая над дорогами, расстреливают беженцев. А они идут. Идут рядом с нами, оставив свои дома и свое богатство. От самой Руды провожают нас их взгляды. Кажется, что в самую душу смотрят глаза, полные недоумения, надежды и упрека. Никогда не забыть этих глаз!..

Скрипят подводы, нагруженные домашним скарбом. Скрипят, пока лошадь везет, пока не убьет ее пуля немецкого летчика или осколок бомбы. Тогда бросят подводу, захватят самое дорогое, поведут и понесут дальше детей… Вот женщина уселась у дороги, и трое ребятишек жмутся к ней. Она больше не может идти. И смотрит, и смотрит на уходящих к востоку солдат. Вот старик в изнеможении опустился на пыльную траву и тоже провожает нас глазами… Никогда не забыть!..

Восточнее Волковыска нам удалось оторваться от упорно наседавшего противника, но едва мы остановились на привал в придорожном лесу, как моторизованные и танковые батальоны фашистов появились в тылу, отрезав пути отхода.

Часть наша значительно поредела, люди устали, боеприпасы подходили к концу. В таком же примерно состоянии были и другие части, двигавшиеся вместе с нами. А у гитлеровцев — свежие силы, много техники, и они знали о своих преимуществах.

Мы еще не видели немецких танков, но слышали, как они ревут, целой лавиной продираясь к нам через перелески. И ведь их надо было не просто остановить — их надо было отбросить, очистить дорогу, а самим продолжать двигаться на соединение с главными силами. А у нас против этой стальной лавины оставалось только три броневика моей части да один танк из части майора Черапкина. Наши машины развернулись, чтобы встретить врага, но снарядов у нас было в обрез. Бойцы выкатили пулеметы, чтобы бронебойными пулями ударить по танкам, приготовили гранаты, но всего этого было мало — слишком мало! — а грохот и рев танков неумолимо надвигался…

Рядом черными столбами торчала среди кустов стволы зениток. Я бросился туда.

— Товарищ капитан!

Красивый брюнет повернулся ко мне и козырнул, сверкнув золотыми нашивками на рукаве:

— Командир зенитного дивизиона Царев.

Его безукоризненная выправка, щеголеватый вид и спокойствие, показавшиеся мне неуместными, удивили меня.

— Что же вы не разворачиваете орудия? Слышите — танки?!

Царев в свою очередь удивился.

— Да ведь у меня зенитки, — сказал он.

— Вижу. А разве зенитки не могут стрелять? Разве их нельзя поставить горизонтально? Не будете же вы отдавать их без выстрела. Бейте прямой наводкой! Сами знаете, какое положение.

— Сам знаю. — Он помедлил секунду, собираясь, очевидно, возражать, но вдруг передумал. — А ведь это — интересно! Давайте попробуем… Товарищ лейтенант!

Подбежал совсем еще молоденький офицер — такой же аккуратный, как и командир дивизиона. И через минуту зенитчики забегали вокруг орудий. Странно было видеть, как стволы опускаются, словно вытягиваются параллельно земле, поворачиваясь навстречу врагу. Зенитки превращались в противотанковые пушки. Только бы станки выдержали горизонтальную отдачу!

— Открывайте огонь, когда они подойдут на выстрел! — уходя, крикнул я Цареву.

На опушке, где залегли наши пулеметчики, меня остановил старший политрук Чернышев.

— Товарищ батальонный комиссар, что делать?

— Как что? Ложитесь — и будете стрелять. Отобьем и пойдем в контратаку.

— С пистолетом?

— Сейчас будет автомат… Соловьев, у вас там есть оружие? Выдайте старшему политруку.

Чернышев был не нашей части, но у нас оставались автоматы после погибших товарищей — и он получил один из них. Казалось, вместе с оружием вернулось к нему и спокойствие, минутная растерянность прошла.

В зелени далеких перелесков показались танки. Их было много. Черные, неуклюжие, тяжело переваливаясь на рытвинах, они утюжили, уминали тонкий березняк. А за ними и между ними мелькали, то исчезая из виду, то появляясь, юркие фигурки мотоциклистов. Седыми дымками выстрелов вспыхивали стволы орудий. В ответ загрохотали зенитки, полетели над нашими головами снаряды. Черные чудовища ближе… ближе… И вдруг одно из них вздрогнуло от прямого попадания и остановилось. Другое — с перебитой гусеницей — полезло куда-то в сторону. Третье, нелепо накренившись, уткнулось орудием в кювет… Остальные все ползли и ползли. Мы уже различали белые кресты на броне… Еще несколько черных машин, выведенных из строя, застыло среди кустов. Остальные продолжали ползти… Короткими очередями застрочили по мотоциклистам наши пулеметы… А черные чудовища все приближались! Казалось, что не минуты, а часы — бесконечно долгие часы — тянется это наступление. Может быть, самое тяжелое испытание нервов — танковая атака…