Лев Гумилевский - Бутлеров

Ко всякого рода упрощениям и попыткам писать, подделываясь под народную речь, Бутлеров относился резко отрицательно. Это отношение сказывается в многочисленных его рецензиях на популярные книжки по пчеловодству:

В то же время Бутлеров стремится избегать всякой догматичности, оставляя простор для творческой мысли читателя. Совершенно правильно говорит по поводу «Основных понятий химии» Бутлерова академик А. Е. Фаворский:

«Громадное значение на научное воспитание учеников должно было иметь и действительно имело отношение Бутлерова к существующим в науке господствующим взглядам и теориям, отношение, которого он держался как в начале, так и в конце своей научной деятельности и которое особенно ярко выражено им в небольшой брошюрке под заглавием «Основные понятия химии», изданной в 1886 году, знакомство с которой он рекомендовал всем начинающим химикам».

В своем последнем, явившемся как бы завещанием, обращении к ученикам, молодым химикам, великий русский ученый прежде всего высказывает свой взгляд на значение теоретических построений для развития науки.

«Только при посредстве теории, — говорит он, — знание, слагаясь в связное целое, становится научным знанием; стройное соединение фактического знания составляет науку. Но как бы ни была совершенна теория, она только приближение к истине».

Заканчивая свои рассуждения о значении научных теорий, Бутлеров говорит:

«Хотя теория, и не будучи полной истиной, может предвидеть полную истину, то-есть те или другие факты, но совершенно ясно, что она, оставаясь в своих законных границах, не может и не в состоянии предсказать несуществование того или другого явления: построенная для фактов, вмещающихся в известных более или менее тесных пределах, может ли теория, какова бы она ни была, сказать, что нет других фактов за этими пределами?»

Из приведенных строк образ Бутлерова, как представителя точной науки, выступает особенно рельефно. Признавая значение научных теорий, он предостерегал от веры в них, как во что-то непререкаемое, и тут же сам смело и свободно шел дальше того, что допускалось существовавшими тогда общепринятыми теориями.

По поводу атомистической теории Бутлеров писал:

«В начале этого очерка было сказано, что элементами зовутся вещества, которые до сих пор не удалось разложить, но химическая сложность некоторых из них (хотя и сложность особого порядка) не невероятна. Это значит, что так называемые ныне «атомы» некоторых элементов, в сущности, быть может, способны подвергаться химическому делению, то-есть они не неделимы по своей природе, а неделимы только доступными нам ныне средствами и сохраняются лишь в тех химических процессах, которые известны теперь, но могут быть разделены, в новых процессах, которые будут открыты впоследствии. Такое строгое отношение к понятию об атоме вполне отвечает духу точной науки, действительному значению научных теорий».

Рядом с этой смело высказанной мыслью о возможной делимости атома, нашедшей в настоящее время экспериментальное подтверждение, Бутлеров столь же смело и вразрез со взглядами, которых в этом отношении держались многие химики и физики в то время, ставит и другие основные вопросы химии — о постоянстве атомных весов, о сложности элементов, о возможности их превращения.

В наши дни, когда далеко продвинулось познание структуры атома, когда научно доказано существование атомного ядра и электронов, бутлеровские мысли делимости атома поражают остротой научного предвидения, подтверждение которого осуществилось много лет спустя.

Указывая на необходимость догадок, гипотез, теорий для развития наук, Бутлеров говорит:

«В области догадок — перевес на стороне того, что большинство наших нынешних элементов сложны. Трудно думать, чтобы для разнообразных веществ в природе нужно было так много элементов, когда везде и всюду мы видим — и видим тем яснее, чем глубже проникают наши знания, — что бесконечное разнообразие явлений сводится к малому числу причин. Притом мы знаем фактически, что из сравнительно малого числа элементов может возникать почти бесконечное разнообразие химически сложных тел. Далее между различными элемента мимы находим некоторые взаимные отношения, напоминающие то, что наблюдается над сложными химическими веществами. Все это делает предположение о сложности наших нынешних элементов далеко не невероятными, и алхимики, стремясь превращать одни металлы в другие, быть может, преследовали цели не столь химерические, как это часто думают. Винить их можно не в том, что они стремились достичь недостижимого, а скорее в том, что их целью было не знание, не истина, а лишь достижение материального богатства, — но право на такое обвинение лишь за теми, для которых самих знание — цель, а не средство».