Давыд Гай - Небесное притяжение

Владимир Мясищев был в числе 500 студентов, принятых в МВТУ. Вначале их разбили на 20 групп — по 25 человек в каждой. В течение двух месяцев они изучали математику. Затем — сокращенный семестр до января. Так началась учеба в вузе, которому Мясищев обязан выбором профессии авиационного конструктора.

Надо сказать, занятия тут во многом отступали от привычной системы, применяемой в вузах. Каждый студент мог сдавать зачет или экзамен по любому предмету, как говорится, по своему желанию, без учета последовательности изучения той или иной дисциплины. Никто, например, не неволил сдавать математику раньше курса деталей машин… В итоге часто возникала парадоксальная ситуация: многие совладали с экзаменами за третий курс, не сдав ряд предметов первого курса.

Каждый предмет оценивался определенным количеством очков, с учетом степени трудности. Если студент набирал к концу учебного года около 80 очков — переходной балл, его переводили на следующий курс.

Надо ли говорить, что такая система требовала от студентов собранности, самодисциплины, умения работать самостоятельно. Увы, не все справлялись с этими задачами, постепенно превращаясь в неисправимых «хвостистов». Ради справедливости следует заметить: в 1922 году «вольница» кончилась, был введен строгий учет успеваемости, сдавать экзамены полагалось без опережения графика, но и без опоздания, иначе грозило исключение.

Среди читавших лекции на механическом факультете, который был ведущим в институте, Мясищев особо выделил для себя пятерых. Ученый широкого профиля, всесторонне образованный Борис Михайлович Ашурков. Глубоко мыслящий Борис Николаевич Юрьев. Борис Сергеевич Стечкин и Владимир Петрович Ветчинкин, оригинально строившие беседы со студентами, особенно ценившие самостоятельность мышления, дух, а не букву знаний. Умный, с хитринкой, деятельный, не отгораживающий себя от молодежи барьером недосягаемости Андрей Николаевич Туполев — любимый ученик Н.Е. Жуковского, один из создателей ЦАГИ.

Последние трое называли друг друга по фамилиям, как было принято в ту пору, или — без особых церемоний — просто по имени — Боря, Володя, Андрей. Это не удивляло Мясищева. Он знал — этих людей объединила пламенная страсть к авиации. А толчок ей дал еще в 1905 году Николай Егорович Жуковский, который взял под свое крыло первый в России студенческий научный воздухоплавательный кружок.

Тень Жуковского незримо витала в аудиториях и лабораториях МВТУ. О нем говорили, на его выводы ссылались в лекциях. О чем бы ни шла речь на занятиях по теоретическим основам воздухоплавания, динамике полета или гидродинамике, имя Николая Егоровича упоминалось с любовью.

Мясищев присутствовал на похоронах Николая Егоровича в марте двадцать первого года. День выдался на удивление ясным. Теплый южный ветер прочищал легкие, будоражил напоминанием о скорой весне. Набухший влагой, с серыми оспинами снег медленно подтаивал, образуя мелкие лужицы.

За гробом шла несметная толпа — профессора в высоких меховых шапках, студенты в старорежимных черных шинелях с голубым кантом и петлицами, на которых поблескивали молоточки, новое пополнение училища в пролетарской одежде. Гроб установили на фюзеляже самолета. Донское кладбище не смогло вместить всех пришедших проститься с Жуковским. Могилу Николаю Егоровичу вырыли рядом с могилой горячо любимой дочери Елены, умершей от туберкулеза несколькими месяцами раньше.

Ученик и друг Жуковского Сергей Алексеевич Чаплыгин сказал надолго запомнившиеся Мясищеву слова: «В своей светлой и могучей личности он объединял и высшие математические знания, и инженерные науки. Он был лучшим соединением науки и техники, он был почти университетом. При своем ясном, удивительно прозрачном уме он умел иногда двумя-тремя словами, одним росчерком пера разрешить и внести такой свет в темные, казалось бы, прямо безнадежные вопросы, что после его слова все становилось выпуклым и ясным…»

Человек меняется всю жизнь. В сорок лет он не таков, как в двадцать, а под старость разительно отличается от себя сорокалетнего. Таков непреложный закон развития. «Человек должен, обязан меняться!» — восклицал Достоевский. И однако стержень всегда остается в нем неизменный, как ствол дерева, только кора на нем дубеет, сжимается, темнеет с течением лет под воздействием всяческих бурь.

Сокурсники Владимира Михайловича по МВТУ, друзья и знакомые его студенческих лет — те, кого удалось найти в добром здравии (всем уже за восемьдесят), — говорили о студенте Мясищеве примерно теми же словами, как характеризовали его бывшие коллеги, имея в виду более поздние периоды, скажем, военный, или время, когда он строил стратегические бомбардировщики.