Анатолий Афанасьев - Одиссея генерала Яхонтова

Яхонтов пробыл в Ленинграде три дня. Он поехал в Лавру и долго стоял у могилы жены. Теперь он был уверен: что бы ни случилось, они будут похоронены рядом. Их уже не разделяли океаны и границы. А друзья, советские друзья, он знал, выполнят его волю. Наверное, это будет совсем скоро. Он приехал на Родину умереть.

И еще Виктор Александрович «навестил» своих родичей: побывал в Зимнем дворце, где в Галерее героев 1812 года висят портреты двух его предков по материнской линии — генералов Милорадовича и Депрерадовича. Из «Астории», где ему был забронирован номер, от Исаакиевской, он упрямо прошел пешком до Дворцовой, правда присев отдохнуть у памятника Пржевальскому. Каким близким казался когда-то этот путь — от Исаакия до Зимнего и как долог он теперь, в девяносто четыре.

Но он специально сделал крюк, чтобы выйти на Дворцовую под аркой Главного штаба. Опираясь на палку, Яхонтов постоял у подъезда, где когда-то он ловко, так «по-водевильному», с прятаньем за портьерой, избежал встречи с матросами, пришедшими «трясти контру».

Только не водевилем то было, а подлинной драмой. Десять дней, которые потрясли мир. VI его судьбу в том числе.

Поднимаясь по неповторимой бело-золотой парадной лестнице Зимнего дворца, Яхонтов остро ощущал, что в потоке посетителей он, без сомнения, единственный, кто приходил сюда еще не в музей, а в учреждение, по долам — сначала к царю, потом к «временному». Да, пожалуй, точно — единственный. Даже вон тому старику вряд ли больше семидесяти пяти, а раз так — значит, в главный год века он был юнцом и, судя по внешности, по тяжелым рабочим рукам, явно не мог иметь никакого отношения к царскому двору. Иначе как реликтом теперь меня и не назовешь, с усмешкой подумал Виктор Александрович.

Предки-генералы сурово взирали на него с портретов. Они в свое время проявили себя достойно, отличились в боях за отечество при Нови и Сен-Готарде, при Турбате и Фершампенуа, под Вязьмой и Красным. А он, их потомок? Что ж, он участвовал в боях, пусть и немногих. Он нес нелегкую военно-дипломатическую службу. Совсем недолго входил в военное руководство государства. Все это — до тридцатишестилетнего возраста. По меркам того времени, когда на военной службе состояли его славные предки, это было бы не так уж мало. Но сейчас другая эпоха, и генералы не удаляются сорокалетними доживать свой век в дворянских гнездах. Но, конечно, не в цифрах суть. Когда началась главная битва его эпохи, его поколения, он отказался в ней участвовать, ибо не сразу сообразил, кто за что сражается. Но солдат своих он не предал и зла им не причинил. Едва получив генеральские погоны, он добровольно снял их. И всю жизнь именовался генералом. Генералом без армии? О нет. У него была другая служба, и служил он на ней сверх всяких сроков. Так что он может прямо и честно смотреть в лицо предкам здесь, на Родине, в Галерее героев.

…Хотя Яхонтов и перестал быть иностранцем, по-прежнему заботился о нем Советский комитет по культурным связям с соотечественниками за рубежом. Его сотрудники встречали Виктора Александровича в Ленинграде. С их помощью он 25 сентября приехал в Москву и удивился, что на перроне его ждало много людей. Впрочем, теперь ему предстояло удивляться ежедневно и ежечасно, хотя, казалось бы, что может удивить человека таких лет и прожившего такую жизнь. Во-первых, неожиданно быстро и удачно разрешились бытовые вопросы. Надо сказать, что у Яхонтова были довольно-таки смутные представления о том, где и на что он будет жить. Он полагал, что накоплений ему хватит и со временем что-то решится с жильем. Но в Москве он сразу же узнал, что ему назначена персональная пенсия и выделена квартира.

«Итак, последнее прибежище», — подумал Виктор Александрович, когда его повезли посмотреть квартиру. Она оказалась рядом с Комсомольской площадью. Новый 16-этажный дом в Грохольском переулке. Кругом ломаются ветхие строения, возносятся многоэтажные корпуса. Кругом — оживление, суета переездов, новоселий. Всюду стук, визг электродрелей — люди устраиваются, вешают люстры, занавески, ковры, расставляют мебель. Устраиваются прочно. А ночью слышны свистки локомотивов, лязг тормозов, перестук колес. Ах, сколько же сотен тысяч, а может быть, и миллионов километров проехал он за свою жизнь. Сколько пейзажей и городов перевидал из вагонных окон, сколько передумал ночами. Так что даже и хорошо, что рядом вокзалы, что явственно доносятся характерные звуки железной дороги. А он свое отъездил.