Александр Лебедев - Честь - Духовная судьба и жизненная участь Ивана Дмитриевича Якушкина

Многое сошлось в этом фрагменте, он очень идейно насыщен и разными смысловыми гранями соотносится непосредственно с темой книги — внутренней ее темой. Но тут я бы выделил одну из этих граней — идею нравственного творчества личности как социально-исторически необходимого акта, а вернее, процесса и одновременно как непременное условиесамой личности, ее возникновения и формирования. Нравственное творчество — как главное в том самоопределении личности, без которого невозможно само даже ее существование в непрестанно меняющихся условиях окружающего ее мира. Нет, говорит Герцен, нравственность не какой-то очередной «кодекс чести», нравственность не навязанная или принятая извне норма, даже не просто некий урок истории. Нравственность — категория, ежечасно творимаячеловеком, нравственность — категория поведенческая прежде всего. Быть нравственным — прежде всего быть самим собой, а вот каков ты сам — вопрос уже иной. (Чернышевский все это разовьет в своей антропоцентрической теории «разумного эгоизма», которая, пожалуй, еще более «индивидуалистична», нежели герценовский взгляд на дело.) Нравственность реальная, о которой-то и говорит Герцен, — это прежде всего определенный тип жизненного поведения личности, это прежде всего определенный поступок, поступок во всякой общественной сфере. А поступок по самой природе своей не может быть заведомо санкционированным извне. Поступок в этом смысле всегда оригинален, поступок в этом смысле — открытие в сфере нравственности, ибо относится к сфере непредписанного поведения, он вне регламента, вне протокола. «Стояние» на Сенатской было нравственным поступком огромного значения. Это «стояние» обогатило русское общество в нравственном отношении небывало, пусть это обстоятельство выяснилось и не вдруг, не в тот же час, не сразу же вслед за самим событием. Все равно появилась какая-то принципиально новая точка отсчета на шкале нравственных ценностей. Дворцовые перевороты и всякого рода мятежи, происходившие до того, были всегда социально своекорыстны. Декабризм не был, понятно, явлением, лишенным для его сторонников и участников социального «интереса». Освобождение от крепостного «рабства» было фундаментальным условием раскрепощения всякой личности, о чем декабристы великолепно знали. Декабризм имел и свои глубокие экономические основания. Это все понятно. Но именно нравственное значение декабризма особенно велико; ибо, несмотря на те или иные политические и даже, возможно, карьеристские «виды» отдельных его представителей, в целом декабризм был явлением огромного бескорыстия и потому был явлением благородным, это был благородный поступок прежде всего. И не потому ли, кстати сказать, царизм, Николай самолично так стремились и в ходе следствия, и самом приговоре уронить, опозорить, развенчать, если употребить это слово из другого времени, обесчестить своих противников, всеми силами пытаясь доказать безнравственность их поведения, их личных свойств и качеств. Потому так искали и выдумывали нравственно низменныемотивы поведения декабристов, потому так радовались всякой духовной слабости декабристских деятелей на следствии.

«Каждый день открываются ужасные вещи и все новые и новые разветвления. Между тем эти негодяи, при составлении заговора считавшие себя римлянами, оказались ничтожествами: будучи схвачены, они без конца говорят и пишут…»

«Побуждением их… была ложно понимаемая любовь к отечеству, служившая для них самих покровом беспокойного честолюбия; они не чувствовали, как ныне признают единогласно во всех показаниях своих, что чрез предполагаемые ими средства, никакая истинно полезная цель не могла быть достигнута; что существование такого Сообщества было беззаконно и противно нравственности…»

Нашими историками да и самими декабристами многократно отмечалось то характерное обстоятельство, что во всех официальных документах, допущенных к обнародованию Николаем, в санкционированных властями версиях декабристского движения и восстания на Сенатской всячески затушевывались истинные цели декабристов, замалчивались их подлинные побуждения и скрывались их «сокровенные» цели. Это все достаточно известно. Меньшее внимание в исторических и иных исследованиях уделяется тому обстоятельству, что официальная версия событий 14 декабря и декабристского движения вообще едва ли не первым делом предполагала необходимость, государственную, политическую необходимость попрания чести участников движения.