Алан Клейсон: Джордж Харрисон

В этом доме в ночь на 25 февраля 1943 года 33–летняя миссис Харрисон произвела на свет свое последнее дитя — Джорджа, названного так в честь короля Георга VI. Тяготы войны были позади, хотя над доками все еще парили противовоздушные аэростаты.

И Питер, и Джордж пошли в отца: стройные, с оттопыренными ушами, резкими чертами лица и бровями, сходящимися на переносице, что придавало улыбке мрачноватый оттенок. От Луизы Джордж унаследовал ирландскую кровь, и было в нем что–то от гнома, что проявлялось в некоторой проказливости. Со временем его светлые волосы потемнели, сделавшись каштановыми, и он приобрел манеру растягивать слова, от которой так никогда и не избавился.

Одно из его первых воспоминаний — покупка трех цыплят, нагуливавших затем вес в курятнике на заднем дворе, чтобы быть потом зарезанными к Рождеству. Еще он помнит твердые деревянные скамейки для коленопреклонения в церкви рядом с Честнат Гроув, где его крестили и куда Луиза, ревностная католичка, водила своих маленьких детей на мессы. «Хотя к одиннадцати–двенадцати годам я уже почти стал католиком, мне не верилось, что Христос является единственным сыном Бога. Единственное, что производило на меня впечатление, — это иконы». Инстинктивно восставая против «католических фокусов», имевших целью завоевание юных душ, он также подвергал сомнению мотивы взрослых прихожан. «Непонятно, зачем они ходят в церковь. Вот Томми Джонс в коричневом костюме, а вот миссис Смит в новой шляпке. Это такая скука».

Никого из потомства Харрисонов не принуждали посещать церковь. Все–таки Харольд происходил из англиканской семьи. Ни он, ни его супруга не требовали также от детей хорошей учебы, хотя ему было очень приятно, когда «наш мальчик», как они называли своего младшего отпрыска, сдал экзамен с оценкой «одиннадцать с плюсом» и был принят в высшую школу вместо обычной средней, куда ходил Питер. Еще учась в начальной школе, Джордж любил прихвастнуть — очевидно, чтобы казаться старше своих лет, — будто ему разрешают гулять ночи напролет и даже выпивать. Эти заявления, однако, никак не вяжутся со стремлением Джорджа уничтожать негативные отзывы о его успехах в учебе, прежде чем они попадали на глаза родителей, а также умеренностью и бережливостью последних, трудившихся в поте лица, чтобы прокормить, одеть и обуть своих детей, и знавших счет деньгам.

Харольд обладал довольно сильным характером, более сильным, нежели его супруга, но при этом в доме царили гораздо более либеральные нравы, чем можно было бы ожидать в эпоху, один из девизов которой звучал следующим образом: «Сэкономишь розгу — испортишь ребенка». До тринадцатилетнего возраста, когда Джордж на целых семь недель слег в больницу с нефритом, его жизнь протекала гораздо безмятежнее, чем у любого другого «обычного парня» из Ливерпуля.

«Это одна большая семья, — неоднократно повторял Джимми Тарбак, знаменитый комик. — Где бы ливерпулец ни был, он никогда не перестает быть ее членом». Ливерпуль заботится о своих обитателях. Мне случилось оказаться там сразу после катастрофы в Хиллсборо. Во всем городе на две минуты загорелись красным светом уличные светофоры и воцарилась абсолютная тишина — в знак траура по погибшим во время футбольного матча на переполненном стадионе. Не было слышно ни единого звука. Когда две минуты истекли, оркестр Армии спасения затянул печальную мелодию, а от Анфилда до Гудисон–парк, где находится штаб–квартира клуба «Эвертон», противостоявшего в тот трагический день клубу «Ливерпуль», протянулась символическая лента из связанных между собой футбольных шарфов.

Жителям Ливерпуля, Глазго и Ньюкасла присуще чувство регионального патриотизма в гораздо большей степени, нежели жителям Южной Британии. Связи между ливерпульцами гораздо прочнее, чем, скажем, между уроженцами Дувра или Гилдфорда. Осмелюсь утверждать, что терпимость к национальным меньшинствам в этом городе–космополите выше, чем где бы то ни было. Помимо того, что он имеет самый большой Чайна–таун в Европе, его еще в шутку называют «столицей Ирландии». Основы для процветания этого торгового города заложили ирландские докеры, приплывшие сюда из–за Ирландского моря. В XIX веке через Ливерпуль проходила треть британского экспорта.

От этого процветания мало что осталось, когда появился на свет Джордж Харрисон и его сверстники, дети войны. Нормы на отпуск продовольственных и промышленных товаров сохранялись почти до середины 1950–х. Дабы облегчить жизнь бедных семей, к которым принадлежали Харрисоны, правительство ввело такую категорию, как «экономичные товары». Дешевая одежда или мебель, относившиеся к данной категории, считались функциональными и долговечными. Однако то же самое нельзя сказать о домах, в которых приходилось ютиться многим потребителям «экономичных товаров» в Мерсисайде. Во время войны не имело смысла строить что–либо, кроме самых незамысловатых зданий без каких бы то ни было удобств, и в мирную эпоху многие из них отчаянно нуждались в ремонте и реконструкции. Еще в 1960 году тысячи ливерпульцев жили в домах, внутри которых веяло могильным холодом, без ванных комнат и горячей воды, с «удобствами» на улице.