Алан Клейсон - Пол Маккартни

Каким бы привлекательным ни был голос Маккартни в « That Would Be Something» или правильным в «Ebony And Ivory», самые мощные овации неизменно ожидают его во время исполнения старых добрых битловских хитов. Не меньшую радость слушатели испытывают, когда Пол преподносит им какие–нибудь из рок–н–роллов пятидесятых годов, тем самым отдавая дань уважения Фэтсу Домино или Эдди Кокрейну.

Кстати, и «Twenty Flight Rock» Кокрейна и «Ain't That A Shame» Домино вошли среди прочих рок–н–ролльных «боевиков» в «Снова в СССР», альбом, созданный изначально для распространения на территории СССР, включающий в себя собрание кавер–версий песен, охватывающих период от вторжения Гитлера в Советский Союз в 1941 году до последнего выступления «The Beatles» в Star–Club.

Включавший в себя работу огромного сонма сессионных музыкантов, будь то Ник Гарви из « The Motors» или Мик Грин из «Pirates», возродившихся уже без Джонни Кидда, и треки в диапазоне от «Don't Get Around Much Anymore» (записанной в 1942 году Дюком Эллингтоном) до «Bring It On Home To Me» 1962 года из репертуара Сэма Кука, «Снова в СССР» вышел незадолго до падения Берлинской стены в 1989 году, когда Checkpoint Charlie превратился в бизнес–центр из стекла и бетона. Возможно, Маккартни сообразил, что грядущее «открытие» стран восточного блока — Восточной Германии, Украины, Чехословакии и прочих запрещенных регионов — создаст для него множество новых возможностей. Слишком мало образцов западной поп–музыки проникло за Берлинскую стену со времен появления «железного занавеса» и разделения Германии на две страны, каждая со своей культурой и экономикой; яркая и благополучная жизнь Западной Германии контрастировала, как Земля с Луной, с серыми коммунистическими буднями по ту сторону стены.

Имело смысл расширить свою аудиторию за счет людей, долгие годы лишенных качественной поп–музыки. Так же, как и битловские версии «Long Tall Sally», «Twist And Shout», «Money» были единственными версиями для тех, чье знакомство с поп–музыкой началось с «Please, Please Me», поэтому тринадцать вещей из анналов мировой рок–классики, записанных Маккартни, могли попасть в Россию раньше, чем оригиналы, — в конце восьмидесятых еще существовала такая возможность. И вообще, если Дэвид Боуи, Брайан Ферри, «The Hollies» — и Джон Леннон — пошли на этот шаг, то почему это не позволено Маккартни?

Маккартни пел так, что у слушателей создавалось впечатление, что он и сам наслаждается звучанием. Здесь следовало бы обратиться к воспоминаниям Ника Гарви о его участии в записи «Снова в СССР» и впечатлениях от работы с Полом:

«Я приехал на репетиционную базу в Вулвич, где Макка репетировал и записывал некоторые вещи; он играл на гитаре, я на басу, Микки Галлахер на клавишных и Терри Уильяме на барабанах. Линда тоже была с нами, но она не принимала участия. Макка обладает этой способностью превращать запись в настоящее выступление! Удивительно, как происходит эта трансформация — появляется широкая улыбка и все такое… Он играл для нас! Он пел так, как будто вокруг ничего не происходило, хотя он был слегка вялым. И играл он, словно все было так просто, и он точно знал, что хочет от каждого из нас — было понятно, что он хочет держать ситуацию под контролем, но никто бы не мог сказать, что он неправ. В конце концов, он жил в иллюзорном мире более тридцати лет. Он не мог пройтись по улице, не привлекая внимания людей. В общем и целом, он меня сильно поразил, а кроме того, с ним было интересно. Мы делали «She's A Woman». Около трех месяцев спустя он позвал меня в свою студию в Сассекс на второй день записи. Я заметил там его старую бас–гитару Hofner с приклеенным на нем сетлистом. В «Heartbreak Hotel» он решил использовать двойной бас Билла Блэка и предложил мне попробовать.

Состав был тем же самым плюс барабанщик Генри Спинетти, которого я до этого никогда не встречал. Мы записывали все эти старые рок–н–роллы, как правило, с одного дубля и с живым вокалом. Бэк–вокал был наложен всего несколько раз. Всего три песни, в которых я играл, вошли в альбом, но я получил триста фунтов.

В России альбом выпускался в коричневом конверте, и, я думаю, так и должно было быть. Альбом вызвал некоторый интерес в западном мире, и через год он вышел в других странах. Я не рассчитывал получить больше денег, поскольку я уже получил гонорар за запись, — и для меня был шок, когда я получил этот конверт. Из конверта на ковер выпал чек; я думал, что это еще один чек на триста фунтов, а он оказался на пять тысяч!»