Анатолий Максимов: McCartney: День за днем

В том же 1958 году Пол написал черновые варианты знаменитых впоследствии песен When I'm 64 и I'll Follow The Sun .

Пол: « I'll Follow the Sun — одна из самых ранних песен. Кажется, я написал ее после того, как переболел гриппом и выкурил сигарету… Эту сигарету можно назвать «тряпочкой». Ведь, когда болен, не куришь, а стоит начать поправляться, закуриваешь, и более противный вкус трудно себе представить, вроде горелой материи. Жуть! Помню, я стоял в гостиной с гитарой, смотрел в окно сквозь кисейные занавески и сочинял эту песню».

1960— переменив несколько названий и отыграв множество концертов по всему Ливерпулю и Гамбургу (куда они ездили на заработки), из любительской Quarrymen ребята превращаются в профессиональную музыкальную группу, именующую себя магическим словом BEATLES (русская традиция написания — БИТЛЗ ).

ТЮРЬМА

В Гамбурге Маккартни в первый (и, увы, не последний) раз в своей жизни оказывается в тюрьме. Ниже показания тогдашнего барабанщика группы Пита Бэста — непосредственного участника событий.

Предыстория такова. Битлз переходят из одного гамбургского клуба «Кайзеркеллер» в конкурирующий «Топ Тен». Хозяин покидаемого клуба, Бруно Кошмайдер, грозит ребятам неприятностями. По формальным причинам из страны высылают Джорджа Харрисона. Пол и Пит спешно покидают свое «жилище» — чулан в кинотеатре «Бамби», расположенном во владениях Кошмайдера.

Пит Бэст: «Чтобы все собрать, нужно было возиться в полной темноте. Мы изобрели новый метод освещения, призванный помочь нам собирать багаж воочию.

Мы пришпилили четыре презерватива к старым обоям рядом с дверями и подожгли. Пламя мерцало, презервативы потрескивали, распространяя в воздухе удушливый запах, но все же у нас было хоть немного света. Пока мы укладывались, презервативы почти целиком сгорели, и пламя успело сжечь часть полусгнившей стенной обшивки. Целые и невредимые мы присоединились к Леннону… чувствуя себя, как военнопленные, сбежавшие из Кольдитца…

Обосновавшись в «Топ Тене», мы наконец — то почувствовали, что наступили перемены к лучшему… Но продолжалось это очень недолго… В тишину нашей спальни, в 5.30 утра, вторгся резкий шум. Это произошло к концу нашей второй ночи в «Топ Тене». Мы едва успели проспать больше часа после долгого и тяжелого вечера работы, когда в глубину нашего сладкого сна внезапно ворвались крики:

— Пол Маккартни! Пит Бэст! — орали два голоса.

Я потер глаза и приоткрыл их, щурясь и мигая. Кто — то зажег свет, и двое каких — то людей пытались стянуть Пола с его верхней койки. Они были похожи на копов, и скоро мы поняли, что так оно и было: фараоны в штатском, двое плечистых верзил.

Пола все еще пытались достать, когда меня уже вытащили из постели и бросили на пол. Леннон приподнял голову и сонным голосом осведомился о том, что происходит, а затем снова упал в объятия Морфея…

— Одевайтесь! — проворчал один из фараонов, на вид — настоящая горилла…

Двое полицейских поторапливали нас, пока мы пытались натянуть джинсы. Мы все еще старались нащупать ногами ковбойские сапоги, а нас уже толкали к лестнице. Было начало декабря, и зимнее утро обдало леденящим холодом, пока фараоны запихивали нас в полицейскую машину, стоявшую у тротуара. «Что нам предстоит?» — вопрос, который звенел у нас в головах похоронным звоном.

Мы начали протестовать, жаловаться на холод и просить дать нам время, чтобы собрать немного теплой одежды. Скрепя сердце, полицейские позволили нам взять кое — что из вещей… Потом нас опять, как убойный скот, загрузили в машину и отвезли прямиком в полицейское отделение на Рипербане. Там нас грубо втолкнули внутрь и бросили на скамейку, на которой мы изнывали больше получаса в полной тишине, которая прерывалась лишь сварливыми все время повторяющимися замечаниями: «Инцидент в «Бамби — Кино»…»

Наконец, один из полицейских отвел нас в совершенно пустое помещение, огражденное решеткой и освещенное одной — единственной голой лампочкой. Больше часа он нам вкручивал мозги…

— Я обвиняю вас в том, что вы спровоцировали инцидент в кинотеатре, — заключил он, добавив, что истцом является некто Бруно Кошмайдер. Это нас не очень удивило…

— Можем мы позвонить британскому консулу? — спросил я.

— Нет, — отрезал офицер.

Несмотря на квазиарктический холод, когда пришел полицейский врач, мы все были в испарине. Он устроил нам небольшой осмотр с раздеванием до пояса и заставил несколько раз кашлянуть. Потом мы были официально обвинены в совершении преступления… Снова появились люди в штатском и опять нас затолкали в полицейскую машину… Мы направлялись к центральной гамбургской тюрьме с высокими кирпичными стенами и двойными железными воротами… «Получив» нас — по — другому не скажешь! — они сняли с нас куртки и пояса: это чтобы мы не могли покончить собой. Затем, зажав с двух сторон, они повели нас по темным коридорам мимо зловещих зарешеченных камер, в которых сидели люди в полосатых пижамах. Наконец нас привели в одну из камер третьего этажа… Мы с Полом были совершенно раздавлены. Вероятно, это был конец. ТЮРЯГА! Если у Битлз и было какое — то будущее, то теперь оно представлялось нам в самых мрачных красках. Мы пребывали в полном отчаяньи и совершенно измочаленные повалились на койки… Дверь распахнулась, и, сжимая пистолет, появился тюремный охранник: