Юрий Папоров - Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

— Это нестрашно. Главное, ты мастерски показал, что невероятное и мистическое вполне реально и даже обыденно. Порой оно более реально, чем сама жизнь. Кто-то уже назвал это «волшебным реализмом».

— Иногда писать таким образом было очень легко. Я просто вспоминал то, что мне в детстве рассказывали бабушка и мои тетки. Тогда это меня завораживало, как истории из «Тысячи и одной ночи».

— Мы все восхищаемся тем, что ты создал. И тем, что это создано именно в Мексике. Это несомненно! Однако семь великих городов оспаривали посмертную славу Гомера, а при жизни он выпрашивал на хлеб.

— Я через это прошел. — Габриель насторожился.

— Об этом я и хочу сказать. У тебя, Габо, теперь будет столько денег, что они, вкупе со славой, сделают тебя другим человеком. Это печально, но неизбежно. Не обижайся, но это будет именно так.

— Я не такой, как ты думаешь, Эммануэль!

— Вспомни Гете. Лавровый венок приносит больше страданий, чем счастья. Ты испытаешь это на себе.

— Потому я и утверждаю, что мне нужно найти такой уголок на земле, где можно было бы уединиться.

— Вот видишь! Твои мексиканские друзья тебе уже в тягость. Но, Габо, увы, теперь тебе такого уголка не найти на всей земле.

— Да быть того не может!

— Уж очень ты строго судишь, Эммануэль, — в разговор вступила Мерседес. — Мой Габо не такой, как все.

— Вот именно, — сказала Неус. — Не захотел отдать нам свой роман. Ладно, я его давно простила. Понятное дело, слава… Эммануэль прав! Габо очень скоро узнает, что это такое.

— Надо быть невероятно стойким. — Эммануэль подлил виски в стакан Габо. — И обладать особым даром, чтобы не позволить популярности изменить тебя.

— Габо такой и есть! — Мерседес продолжала защищать мужа.

— Вспомним сентенцию Вольтера: Un instant de bonheur vaut mille ans dans l'histoire.

— Минута счастья стоит большего, чем тысяча лет славы, — перевел Габо.

— Если только Мерседес будет доставлять тебе эти минуты. — Неус старалась разрядить обстановку.

— А я уверен — мы потеряли нашего Габо. Ему не устоять против всемирной известности и кучи денег.

В тот вечер Гарсия Маркес покинул дом своих друзей в сильном раздражении; тогда он еще не чувствовал никаких признаков болезни, которая называется «испытание славой».

Но очень скоро эта болезнь заявила о себе.

Накануне отлета Мерседес с детьми в Барранкилью (это было за три дня до того, как дом № 19 по Улице Лома был сдан его владельцу) у Гарсия Маркеса собрались друзья, но проводы получились печальными. Все много пили, напрасно пытаясь развеселиться.

Проводив Мерседес с сыновьями и закрыв дом, Гарсия Маркес перебрался в квартиру Луиса Висенсы, а 1 августа улетел в Каракас, чтобы принять участие в XIII Международном конгрессе ибероамериканской литературы и присутствовать на вручении литературной премии имени Ромуло Гальегоса перуанскому писателю Марио Варгасу Льосе за его роман «Зеленый дом».

Гарсия Маркес был знаком с Варгасом Льосой только по переписке. Их встреча состоялась в аэропорту «Майкетия». Самолеты из Лондона и Мехико приземлились в Каракасе один за другим.

— Я с восторгом читал твой роман «Сто лет одиночества», — сразу заявил Варгас Льоса; они горячо пожали друг другу руки и, как принято в Мексике, похлопали друг друга по спине. — Следующая премия Гальегоса — твоя. Не сомневайся!

— Мне не до премий, Марио. Куда бы скрыться? Мне надо писать, — сказал Габриель.

— Я теперь с еще большим пылом готов приступить к нашей давней затее — написать роман в четыре руки.

— Это было бы здорово! О трагической и нелепой войне между нашими странами.

— Начало тридцатых. Да? Черные годы. Время зарождения многих военных диктатур на нашем континенте. — Марио не переставал улыбаться и радостно потирать руки. — Это не так просто — писать дуэтом. Получится славный роман. Единственный в своем роде. А «Сто лет…» — прекрасная книга Я только что опубликовал в журнале «Амару» статью о твоем романе. Почему бы нам, Габриель, не слетать вместе в Лиму? Там есть на что посмотреть и кому себя показать. Я тебя приглашаю!

— Карахо! Это мечта моей жизни!

— Но как же это тебя угораздило смастерить такое!

— По сути дела, «Сто лет…» должен был быть моей первой книгой. Но в семнадцать лет мне это было не под силу. Недоставало техники. А история уже была готова. Понадобилось сочинить четыре книги, чтобы почувствовать себя готовым для работы над этим сюжетом, понимаешь? В романе множество слишком серьезных проблем, и он написан на основе исторических фактов.