Юрий Папоров: Габриель Гарсия Маркес. Путь к славе

— Меня тоже волнует поиск новых форм бытия, возможность создания иного общества и формирования иного человека, свободного от пороков человека современного. К сожалению, на Кубе, друзья, я этого не увидел. — Хулио снова наполнил рюмки гостей.

— Но там многие выходцы из народа учатся в СССР, в странах соцлагеря, получают образование, — заметил Плинио.

— Образованных людей там много, но они не умеют мыслить свободно, и экономика там не работает. Образование еще не интеллект. Кубинская революция, к сожалению, этого не понимает. Я участвовал в работе одного круглого стола. Выступило восемь человек, четверо говорили свободно и легко, а четверо читали по бумаге, сухо и академично. Оказалось, те, кто говорил толково и легко, получили образование еще до революции.

— А что ты думаешь о случае с поэтом Эберто Падильей? — спросил Габриель.

— Плачевный случай, Габо! Честный интеллигент даже не возмутился, а просто хотел обратить внимание Кастро на то, кто в действительности управляет революцией, на то, что кубинская революция, которая вызывала у стольких людей в Латинской Америке большие надежды, совершает те же самые ошибки, что и компартия в СССР. А именно — уничтожает настоящую интеллигенцию. Падилью арестовали, бросили в тюрьму за свободное выражение мыслей, затравили, заставили оговорить себя. Я бы на его месте вообще покончил с собой.

— Так, собственно, и поступил Хорхе Масетти, — сказал Плинио. — Его интеллигентность и готовность отдать жизнь за счастье народа пришлись революции не ко двору, и он уехал в аргентинскую сельву делать там революцию, то есть на верную смерть.

— То же самое произошло еще с одним моим земляком.

— С Че Геварой, — договорил Габриель.

В конце сентября они вернулись в просторную, уютную квартиру в Париже, хотя постоянный дом семьи Маркесов находился в те годы в Барселоне.

— Послушай, Габо, ведь Мерседес чертовски привлекательна и, должно быть, сексуальна. А ты весь извертелся, глядя на баб, пока мы шли от метро. — Плинио искренне изумлялся, хотя ему было приятно, что на улице многие узнавали Габриеля и с уважением здоровались.

— Вот погоди, когда тебе стукнет сорок, тебе тоже все женщины будут казаться красивыми, а тут одни мини-юбки и сплошной секс в глазах и в походке.

«У него была светлая, просторная, но тихая квартира на бульваре Монпарнас. Стены были выкрашены в светлые тона, повсюду чувствовались достаток и вкус: английские кожаные кресла, гравюры знаменитого Вильфредо Лама, шикарный стереопроигрыватель, а в библиотеке всегда свежие желтые розы в хрустальной вазе.

Они приносят удачу, Плинио.

Ему, как хорошему вину и старому вязу, годы пошли только на пользу. Легкое серебро в бакенбардах говорит о зрелости, и личной, и профессиональной. Он спокойно смотрит в будущее и не опасается превратностей судьбы, исчезла неуверенность, которая так мешала ему в былые годы. Он носит дорогие костюмы, хотя и не соблюдает этикет.

Он выглядит человеком, защищенным от жизненных неприятностей.

Теперь в его зодиакальном знаке преобладает Земля, а не Вода. Чувство реальности решительно взяло верх над Рыбами, которые представляют собой знак деликатный, неуверенный, склонный к бегству от действительности, знак его видений и тех предвестий, которые ранее вызывали в нем дрожь.

Теперь он бонвиван, и его интересуют вещи, на которые он раньше не обращал внимания, теперь они важны для него, даже необходимы, а раньше он жертвовал ими ради своего писательского призвания.

Теперь, кажется, он лучше, чем раньше, чувствует музыку, разбирается в хорошей живописи, ценит красивых женщин и понимает толк в отелях, шелковых рубашках, винах, устрицах под острым индийским соусом, в черной и красной икре и ловко ориентируется в бесконечном количестве сортов сыра.

Его новые знакомства — сплошь известные люди: общественные деятели, кинорежиссеры, артисты или просто богачи, которые позволяют себе роскошь иметь в друзьях знаменитость, так же как они приобретают каракулевую шубу.

Однако он не теряет из виду своих старых друзей, товарищей прежних лет, которые делили с ним когда-то трудности жизни и дешевое вино. Он всегда находит время, чтобы повидаться с ними.

Теперь именно он расплачивается по счетам.

— Шампанского? — спрашивает он и делает это не из хвастовства и не потому, что имеет непреодолимую слабость к «Вдове Клико» (или, скорее, к «Дом Периньон»),

— Я родом из Тунха, извини за напоминание о затерянном в Андах городке холодных ветров, где я родился. У тех, кто родом из Тунха, шампанское вызывает головную боль.