Борис Хотимский - Непримиримость. Повесть об Иосифе Варейкисе

Командир снял фуражку, смял в кулаке и ею же вытер лоб.

Телеграммы о войне с Германией и мире с белыми получили все командиры частей, а затем — в Москве, в Киеве и даже в германском посольстве. Под всеми стояла подпись Муравьева.

«От Самары до Владивостока всем чехословацким командирам. Ввиду объявления войны Германии приказываю вам повернуть эшелоны, двигающиеся на восток, и перейти в наступление к Волге и далее на западную границу. Занять на Волге линию Симбирск — Самара — Саратов — Балашов — Царицын, а в североуральском направлении Екатеринбург и Пермь. Дальнейшие указания получите особо».

«Всем рабочим, солдатам, казакам, матросам и анархистам. Сборная по всем городам… Всех моих друзей и боевых сподвижников наших славных походов и битв на Украине и на юге Россия ввиду объявления войны Германии призываю под свои знамена для кровавой и последней борьбы с авангардом мирового империализма — Германией. Долой позорный Брестский мир! Да здравствует всеобщее восстание!»

Чье восстание? Против кого? Краскомы ни черта не могли понять из этого неправдоподобного текста. Может, телеграфисты что-то напутали? Или главком спятил? Контужен? Может, убит или взят в плен и от его имени действует враг?

Красный командир Гай видел перед собой лишь одного противника: белых и прочую контру, угрожавших молодой республике. Побрататься с ними? Открыть им фронт, открыть путь на Москву?! И горячий Гай с ходу, по-кавалерийски дерзко дал ответ:

«На фронте я — солдат и скорее пущу себе пулю в лоб, чем перестану драться…»

Комиссар Калнин в связи с отъездом Тухачевского в ставку Муравьева и не зная пока, чем окончится встреча бывшего лейб-гвардия поручика с явно изменившим бывшим подполковником, решительно принял на себя командование 1-й армией, объявил о предательстве главкома и приказал продолжать боевые действия на прежних направлениях.

Не теряли часу и члены Реввоенсовета Восточною фронта — телеграфисты получили из Казани новый текст:

«Вне очереди. Провокационные телеграммы за подписью Муравьева под страхом строжайшей ответственности не принимать и не распространять».

«Москва, Кремль, Ленину… Оперативный штаб, Аралову… Бугульма, Мелекес, Саратов, Пермь… Всем, всем, всом.

Объявляем бывшего главнокомандующего Муравьева, бежавшего сегодня из Казани в Симбирск вместе с народными деньгами, безумным провокатором, изменником революции. Никакой войны Германии Советы не объявляли, о чем он всюду благовестит… Ввиду этой измены, всем соприкасающимся с ним вменяется в обязанность на место пристрелить его, как бешеную собаку — врага Советской России. Меры к изоляции Симбирска приняты.

Революционный военный совет…»

Совет Народных Комиссаров специальным декретом за подписью В. И. Ленина:

«…Муравьев сбежал из штаба Революционного военного совета в Симбирск и отдал по всем войскам приказ повернуть против немцев, которые будто бы взяли Оршу и наступают на нас. Приказ Муравьева имеет своей предательской целью открыть Петроград и Москву и всю Советскую Россию для наступления чехословаков и белогвардейцев. Измена Муравьева своевременно раскрыта Революционным военным советом…

Сим объявляется по войскам, по Советам и всем гражданам Советской республики:

1. Немцы нигде на нас не наступают, на немецком фронте все спокойно.

2. Всякие призывы к наступлению на немецком фронте являются провокацией и должны караться расстрелом на месте.

3. Бывший главнокомандующий… левый эсер Муравьев объявляется изменником и врагом народа. Всякий честный гражданин обязан его застрелить на месте…»

В комнате № 4 собралась большевистская фракция — здесь будет заседать губисполком. А в соседних — № 3 и № 5 — расположилась засада: сто двадцать верных бойцов.

— Товарищ Спирин, — обратился Иосиф Михайлович к коменданту, — откройте кладовую, выдайте все пулеметы… Установите их в третьей и пятой комнатах. А также в зале, через который проходят в четвертую комнату.

Установленные в зале пулеметы накрыли колпаками от пишущих машинок «Ундервуд», чтобы не насторожить проходящих.

Стеклянную часть двери четвертой комнаты завесили газетой, но уголок оставили открытым — вроде по небрежности…

Иосиф Михайлович отдавал последние распоряжения:

— В случае чего — пускай Муравьев явится даже с полусотней — никого не выпускать. Вплоть до… Короче, если потребуется, открывайте пулеметный огонь. Чтобы ни один отсюда не ушел.