Владимир Полушин - Николай Гумилев - жизнь расстрелянного поэта

Есть в сборнике стихотворение, в котором проглядывает давняя царскосельская гимназическая обида, когда учителя хвалили Коковцева, Кривича. Они парили и царили, были «белыми лебедями» современной поэзии в глазах местных обывателей, а Гумилёв представлялся «вороном черным» и презираемым «декадентом». В «Мечтах» (1907) автор припечатывает их своей чеканной строкой:

Неразделенная любовь распылена по многим стихам сборника, таким как «Гиена», «Ужас». В «Ужасе» особенно поражает накал страстей лирического героя. Нет сомнения, что, когда поэт писал «Ужас», он ненавидел ту, которой посвятил эту книгу, — Анну Андреевну Горенко. Но!.. Не будь она такой неверной и коварной, многие стихи этой книги просто бы не родились…

Особое место в сборнике заняли стихи африканского цикла. Они создали как бы романтический противовес мрачным чувствам неразделенной любви и игры с потусторонней темной силой.

И все же сквозь мистику, язычество, остатки ницшеанства в «Романтических цветах» уже проглядывает православный поэт. Он не свободен от юношеских заблуждений и дьявольских искушений, но пытается выйти на светлую дорогу. Он чист душою, и его ведут Ангелы и Всевышний.

Гумилёв с трепетом ждал, как отнесется к «Романтическим цветам» его учитель. Еще не получив книгу, он спрашивает в письме от 9 января 1908 года Брюсова, не согласится ли магазин издательства «Скорпион» взять под любой процент по цене пятьдесят копеек его книгу, выходящую тиражом в триста экземпляров, из которых пятьдесят он оставляет себе. Гумилёву неважно, сколько он выручит денег, он хочет знать, возьмет ли Брюсов на себя распространение его книги. Ибо это будет значить, что мэтр отнесся к «Романтическим цветам» благожелательно. И может быть, следующую книгу можно будет издать в «Скорпионе». Это было самой заветной мечтой молодого поэта.

28 января 1908 года еще пахнущую свежей типографской краской книжечку в шестьдесят четыре страницы Гумилёв отправляет своему учителю: один экземпляр подписанный, а другой для отзыва.

Радостное событие выхода книги было омрачено для Николая Степановича внезапной смертью его хорошего парижского знакомого Щукина, бывшего сотрудника «Весов». Иван Иванович был страстным коллекционером картин, но однажды ему подсунули за большие деньги фальшивые работы, тем самым практически разорив его. Щукин, не выдержав потрясения, застрелился.

Выпустив книгу, Гумилёв скоро увидел ее недостатки, ведь самым строгим критиком был он сам. Но положительный отзыв учителя привел его в восторг. Теперь можно было возвращаться в Россию, где била ключом литературная жизнь, где он сможет бывать в редакциях журналов и газет, печататься, общаться с литераторами. Николай Степанович, начитавшись парнасцев, оккультистов, насмотревшись картин Густава Моро, придумал (как он говорил) «забавную теорию поэзии», нечто вроде Малларме. Уж не прообраз ли будущего акмеизма бродил в его голове?! Ему надо было с кем-то поделиться этими мыслями, но в Париже это невозможно — не сложился круг общения, да и французский Гумилёва оставлял желать лучшего.

Расставаясь с Парижем, Гумилёв невольно отомстил Мережковским. На одном из вечеров в кафе де Аркур судьба свела Николая Степановича с m-lle Богдановой и он прочел ей несколько стихотворений. Особенно ей понравился «Андрогин». Когда Гумилёв дочитал последнюю строфу:

она воскликнула: «Чудесно! Ах, как обворожительно! А не могли бы вы мне переписать его, я бы показала своей знакомой?»

— Кому, если не секрет? — спросил поэт.

— Вы, верно, знаете ее. Это Зинаида Николаевна Гиппиус.

Гумилёв вспыхнул, вспомнив обиду и неласковый прием, и сказал:

— Мое непременное условие — анонимность. Мое имя не должно прозвучать!

— Я вам это обещаю, — ответила дама.

Результат удовлетворил Гумилёва. Гиппиус написала на стихотворении: «Очень хорошо» и пожелала познакомиться с таинственным незнакомцем. Мережковский также отозвался благосклонно.