Робер Этьен - Цезарь

Позднереспубликанская «конституция» не была совершенной, но давала всем тем, кто стекался на форум и в сенат, ощущение причастности к управлению государством. Каждый гражданин, вовлеченный в политическую жизнь, мог (в силу возможностей, способностей и желания, разумеется) влиять на решение тех или иных вопросов и должен был понимать, какие механизмы приводят в действие политическую жизнь Рима. Поздняя Римская республика до конца сохраняла черты общинного самоуправления, что и обеспечивало ощущение соразмерности человека и государства, их слияния и неразрывности.

После окончательной победы Цезаря необратимые изменения произошли именно в этой сфере общественного сознания. В результате проведенных им преобразований стали появляться отдельные элементы нового государственного аппарата и принципиально иного образа действий власти по управлению державой. Несмотря на свои непростые отношения с сенатом, Цезарь все же поручал важнейшие посты именно сенаторам, и поэтому нет оснований говорить об антисенатской политике Цезаря в целом. Но государственное управление все более и более жило собственной жизнью, независимо от воли отдельных лиц, в том числе, вероятно, и самого диктатора. И его стремление поскорее отправиться в парфянский поход (может быть, потому, что ему привычнее была роль полководца?) и равнодушно-беспечное ожидание приближающегося конца (он желал неожиданной смерти) дают основания предполагать, что и всемогущий диктатор, как и многие его современники, утратил ощущение подвластности ему хода истории.

Итогом правления Цезаря стало создание такого устройства, которое уже не было соразмерно каждому гражданину. Чувствовалось влияние какой-то внешней силы, не контролируемой традиционными общинными механизмами власти. Противники Цезаря по привычке, усвоенной от греческих мыслителей, видели эту неподвластную и непостижимую — а потому и враждебную — силу в тирании, в единовластии диктатора. Поэтому обвинения его в стремлении к царскому венцу, вполне традиционные для политической борьбы в рамках республики, приобрели зловещий характер. Другие же ощущали эту силу как непреодолимый рок, как гнев богов. Римскому гражданину трудно было смириться с этим. Показательно, что Цицерон в трактате «О судьбе», написанном вскоре после убийства Цезаря, стремился доказать наличие у людей свободы воли, несовместимой с абсолютным предопределением. «К чему впутывать судьбу, если и без судьбы для всех вещей находится основание или в природе, или в фортуне?» — вопрошал он. Очевидно, переживаемый момент делал рассуждения о свободе воли весьма актуальными для римского гражданина — субъекта свободы и моральной ответственности.

Да, при Цезаре республика действительно перестала быть достоянием народа, но не только из-за того, что были урезаны полномочия сената или народных собраний, а потому что стал складываться новый тип государства, не совпадающего с гражданской общиной. И осознание этого вызвало сильнейшее смущение в умах традиционных римлян. В такой взрывоопасной общественной атмосфере убийство диктатора стало столь же неизбежным, сколь и безрезультатным.

Мартовские иды — не столько опыт политического насилия, сколько выброс энергии кризисного самосознания общества. Это событие глубоко романтического звучания, и не зря именно Ф. Шиллер в споре Брута с Цезарем видел не очевидное столкновение тирании и свободы, но возвышенный диалог исторической необходимости и вечного, вневременного идеала.

Все то, что написано выше, так или иначе перекликается с содержанием книги Робера Этьена, известного французского историка-антиковеда, долгое время возглавлявшего центр по изучению истории древности в университете Бордо. Специалистам хорошо знакомы его фундаментальное исследование, посвященное императорскому культу на Пиренейском полуострове (1955 г.), так же как и результаты многолетних археологических раскопок, которые разворачивались под его руководством в Португалии и в Северной Африке. Но известность у широкого читателя принесла ему книга «Повседневная жизнь в Помпеях», переведенная на добрый десяток языков и уже много лет выходящая в самых разных странах.

С Юлием Цезарем французскому историку приходилось встречаться не раз. Кроме статей по отдельным вопросам, он издал небольшую книгу об убийстве Цезаря, а теперь — и настоящую большую биографию этого римлянина, бесспорно принадлежащего к разряду «великих людей». И прежде чем оставить читателя наедине с этой замечательной книгой, позволю себе еще немного поразмышлять о том, что же такое историческая биография и как она связана с историей Римского государства.