ГОРДОН ЛОНСДЕЙЛ - МОЯ ПРОФЕССИЯ — РАЗВЕДЧИК

— Вряд ли, — ответил я.

— Мы заплатили бы большие деньги! Не стоит думать об отказе...

— В моем положении деньги не очень нужны... — улыбнулся я.

— Что вы! — энергично запротестовал Гарднер. — Ведь у вас есть семья, родственники. Мы доставим деньги — в любой валюте — в любую точку земного шара и передадим их любому лицу по вашему указанию...

Гарднер очень спешил. Время истекало.

— Позаботьтесь о своих детях! Мы вложим деньги в самые надежные бумаги, и к выходу из тюрьмы вы будете очень богатым человеком, — торопливо уговаривал он.

Но доводы его не производили большого впечатления. Репортер понял это и, взглянув на часы, сказал:

— Время истекает. Можно задать вам два вопроса?

— Пожалуйста, но только помните, что вы не имеете права публиковать мои ответы.

— Первый вопрос: сегодня присяжные заседатели вынесут свое решение. Как вы настроены — оптимистически или пессимистически?

— Ни так, ни эдак.

— А как же?

— Реалистически.

— А как это понять?

— Вы присутствовали на всех заседаниях суда. Понимайте, как хотите. — Мне не хотелось продолжать бесполезный разговор.

— Второй вопрос: ваша самая любимая женщина?

— Жена. Кто же еще?

Гарднер разочарованно вздохнул. Ответ был явно не для «Пипл». Крупная воскресная газета потчевала читателей всевозможными сенсациями, Кен же был ее главным «разгребателем грязи» — иначе говоря, поставлял на полосы сенсационные материалы: секс, убийства, коррупцию, бракоразводные процессы «звезд» и так далее. Целыми днями рыскал он в поиске нужных людей, кого надо угощал, кому надо платил, а вернувшись ночью в номер гостиницы, тут же садился за пишущую машинку, выколачивая к утру два десятка страниц. Работоспособность он поддерживал при помощи виски с содовой.

Наконец машина британского правосудия подкатила к заранее намеченному рубежу. Оставалась лишь маленькая «формальность»: вынести подсудимым приговор.

22 марта 1961 года газета «Дейли мэйл» в репортаже о седьмом дне процесса писала:

«Затем он (Лонсдейл. — Ред.) обернулся к жюри, все члены которого были мужчины, и на безупречном английском языке с четко выраженным американским акцентом зачитал свое заранее заготовленное заявление. Из этого заявления следовало, что никто из арестованных не находился с ним ни в какой преступной связи и что если суд на основании имеющихся у него улик посчитает обвинение доказанным, то виновным является (будет) только он, какие бы последствия для него это ни повлекло».

Впоследствии Конон Молодый, мотивируя такое заявление, говорил:

— Я вообще считал полезным укрепление морального состояния арестованных... и что на советских разведчиков всегда можно положиться, думал, что в конечном итоге мой поступок произведет на общественное мнение положительное впечатление и покажет наше моральное превосходство...

23 марта Верховный судья лорд Паркер несколько часов кряду резюмировал ход процесса для присяжных заседателей, чтобы «помочь» им прийти к правильному решению. Он всячески подчеркивал все, что говорило не в пользу обвиняемых, и искусно обходил слабости обвинения. Теперь он мог снять с себя маску беспристрастной Фемиды и обличать, обличать. Все, что свидетельствовало в пользу подсудимых, упоминалось им с язвительной иронией. Малейший довод против них преподносился тоном столь зловещим, что присяжные заседатели уже могли не сомневаться: им предстоит решить судьбу людей, едва не погубивших Великобританию...

Наконец присяжные заседатели ушли совещаться. Публика освободила зал. Подсудимых отвели в камеры. Журналисты гадали в кулуарах, сколько каждому из них «влепят».

Я сидел в камере — один на один со своими мыслями. О чем я думал в эти минуты?

О том, что четырнадцать лет каторжной тюрьмы — такой срок полагался мне по всем канонам английского судопроизводства — вдали от Родины, семьи, близких людей, четырнадцать лет одиночки — это не сладко.

Теперь главным действующим лицом процесса были присяжные. Но, видимо, среди них возникли разногласия, потому что, вместо того чтобы вынести свое краткое: «Да, виновны», старшина присяжных попросил верховного судью разъяснить, можно ли при обвинении в сговоре принять решение, что один из обвиняемых невиновен. Лорд Паркер тут же дал «четкий и краткий» ответ, продолжавшийся каких-нибудь полчаса.

Хотя у меня было юридическое образование и я не пропустил ни слова из пространной речи судьи, но так и не понял смысла ответа: то ли «да», то ли «нет». Я спросил об этом у Харда. Хард неопределенно пожал плечами: