— Ох, не спрашивайте, плох, очень плох. На работе очень устает, ничего не успевает. Вынужден привозить на дачу секретные бумаги и пытается работать, сидя на лужайке. А глаза уже ничего не видят. Приходится просить внуков читать документы вслух.
Попробуй перевести буквально. В тот же день информацию о плохом состоянии здоровья Хрущева подхватит вся зарубежная пресса, ссылаясь уже не на слухи, а на достоверные сведения из самой семьи главы партии и государства. Кто в таких случаях виноват? Переводчик, отнюдь не жена Хрущева. Неправильно понял, исказил смысл сказанного. Возможно, намеренно. Наказание — «за можай». Помог опыт пропагандистской работы. Перевод пришлось сделать вольно, но с возможным приближением к сказанному. «Никита Сергеевич? На работе очень устает, не успевает справиться со всеми документами. Вынужден привозить их вечерами на дачу и допоздна работать, сидя в кресле на лужайке в окружении внуков. На здоровье пока не жалуется».
А случай с Накасоне, членом все той же первой парламентской делегации из Японии, прибывшей в СССР по приглашению Всесоюзного общества культурных связей с заграницей? Учитывая опыт работы, мне поручили сопровождать эту делегацию, отвечать за ее обслуживание. В помощь придали двух квалифицированных японистов из КГБ, Кошкина и Уварова. Несмотря на молодость, это были толковые контрразведчики.
Как-то в восемь утра я пришел, как обычно, в гостиницу «Советская», где остановилась делегация. Стоило подняться на этаж, как горничная тут же ошарашила новостью:
— Ваш делегат Накасоне арестован и находится в отделении милиции!
Освобождать его из КПЗ пришлось уже не мне, а сотрудникам комитета. Потом выяснилось, что поводом для задержания послужил пустяковый, по нынешним временам, случай. Накасоне любил фотографировать. Рано утром он вышел из гостиницы и принялся снимать развалюхи деревянных домов. Скоро это ему надоело, и он решил направиться дальше. Возле станции метро «Динамо» попалось стоящее здание — удивительно красивый старинный дворец. Ничего подобного в Японии не встретить. Делегат снова взялся за камеру. Не успел он сделать и двух снимков, как кто-то положил ему руку на плечо. Этот кто-то и доставил Накасоне в отделение милиции. Дворец оказался Военно-воздушной академией имени Жуковского. К девяти утра «японского шпиона» привезли обратно в гостиницу. Делегация, что называется, стояла на ушах в связи с незаконным задержанием члена парламента, да еще с дипломатическим паспортом. Оставалось только гадать, как все это скажется на мне, ответственном за работу с делегацией. Не здесь, в гостинице, не в ВОКСе и не в ВЦСПС, а через пару часов в министерстве иностранных дел СССР, где высоких японских гостей ожидала встреча с заместителем премьера и министром иностранных дел А.Я. Вышинским.
Об Андрее Януарьевиче известно было немало. Многое по памяти, когда до войны он в 1935–1939 годы на посту прокурора СССР дирижировал судебными процессами над бывшими соратниками Ленина и Сталина, объявленными «врагами народа». Другое шепотом рассказывали товарищи, чьи отцы и родственники занимали высокие посты. В феврале 1917 года, будучи меньшевиком и главой Якиманской районной управы Петрограда, он подписал распоряжение о неукоснительном выполнении на вверенной ему территории приказа Временного правительства о розыске, аресте и предании суду, как немецкого шпиона, В.И. Ленина. Но уже в 1920 году Андрей Януарьевич вступил в члены РКП(б), а несколько позже, выпустив ряд книг, зарекомендовал себя как талантливый юрист.
Задолго до приема меня доставили в МИД к заведующему Дальневосточным отделом. И тут же огорошили новостью: вам придется переводить. Попытки уйти от такой «чести» ни к чему не привели. Было непонятно: почему сами мидовцы отказываются переводить своего министра. Тем более что среди них имелись такие сотрудники, как Адерхаев, проработавший семь лет в Токио и почти в совершенстве знавший язык. Да и чисто внешне он выглядел настоящим японцем. А тут переводчик-мальчишка, всего пару лет назад закончивший институт! Причина выяснилась позднее. В небольшом зале приемов две пожилые женщины, по японским понятиям бабули, лихорадочно накрывали на стол. Процедурой руководил сам министр.
— Что вы делаете, как расставляете бутылки? — слышался раздраженный голос. — Сколько раз вас надо учить, в каком порядке раскладывать ножи, вилки и ложки!
В зале царила нервозная атмосфера. Подумалось: ну, Боря, тебе хана! Молись, чтобы не выгнали с работы. Увиденное говорило само за себя министр невыдержан, груб и, скорее всего, беспощаден.
Читать дальше