Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал...
Поль умилился, утер набежавшую слезу и придвинул к себе зачетку — «отлично».
«Французский язык у нас вела одна очень интеллигентная дама. И я честно скажу, что мы ее интеллигентностью пользовались, — позднее каялся другой однокурсник Георгий Епифанцев. — «Можно выйти?» — «Да, пожалуйста». Поднимается второй: «А мне разрешите выйти?» — «Идите»... Она, в силу своей интеллигентности, просто не могла отказать, хотя, наверное, знала, что мы не выходили, а уходили с занятий. И когда в аудитории оставалось уже совсем немного людей, она обращалась к Высоцкому: «Ну а вы, Володенька, я надеюсь, останетесь?» И он занимался один, как будто предчувствовал, что французский язык ему еще пригодится».
Русскую литературу преподавал милейший Абрам Александрович Белкин, авторитетнейший специалист по Достоевскому. Приступая к занятиям, он обращался к студентам — и все затихали. Именно Белкин в 1958 году привел в Школу-студию Андрея Донатовича Синявского как специалиста по русской советской литературе первой половины XX века. Синявский объяснял, что стал работать в мхатовском училище «в силу случайных обстоятельств».
«Пришел к нам такой немного странный человек, — рассказывала Марина Добровольская, — молодой, но уже с бородой. Глаза тоже странные: не поймешь, на тебя смотрит или нет... И говорит очень тихо, с расстановкой, немного растягивая слова. Сразу же — ощущение доброты и доверия... Но самое главное — чтоговорит! Называет имена, которые мы не знали. Рассказывает о вещах, которые мы не читали... Бунин, Цветаева, Ахматова... Мы узнаем, что муж Ахматовой, Николай Гумилев, был расстрелян, а сын репрессирован... У нас были не только лекции, но и беседы. Синявскому можно было сказать, что Бунин тебе ближе, чем Горький... Только он всегда требовал, чтобы твое мнение было обосновано. Почему нравится? А почему не нравится? Синявский учил нас мыслить....»
Рассказывая им о Булгакове, он мельком вспомнил, что хранительницей рукописи его великого и пока неопубликованного романа «Мастер и Маргарита» является вдова писателя Елена Сергеевна.
— А почитать его можно? — заинтересовались студенты.
— Не знаю, — смутился Синявский, не зная, не выдает ли он чью-либо тайну. — Кажется, она иногда разрешает почитать. Но у себя дома. На руки нет, не дает.
Можно только представить, сколько времени и сил потратили энергичные мхатовские студенты Епифанцев и Высоцкий, чтобы «выйти на след» таинственной Елены Сергеевны и, заручившись необходимыми рекомендациями, уговорить ее разрешить им прочитать легендарный роман.
Но с тех пор Владимир, отвечая на вопрос о самом любимом писателе, неизменно отвечал: «Михаил Булгаков».
Один из наиболее одаренных критиков своего поколения Андрей Синявский, по мнению многих, оказал серьезное влияние на формирование внутреннего мира Высоцкого. Тогда мало кто знал, что скромный преподаватель театрального училища и научный сотрудник Института мировой литературы «скрывал свое истинное лицо» под псевдонимом «Абрам Терц» и был первым советским литературным диссидентом, осмелившимся передать свои прозаические опыты (без разрешения!) западным издательствам.
А вот лекции Синявский, вспоминали студенты, читал очень скучно. Чувствовалось, что к своему курсу — «советская литература» — он был равнодушен. Зато как человеку, попавшему в новую среду, его, прежде всего, интересовали его студенты. Он впервые оказался в окружении ярких творческих индивидуальностей и пристально к ним присматривался. Даже приходил на их экзамены по специальности, с удовольствием смотрел «капустники». А потом случайно проговорился о своей тайной любви к блатному фольклору.
«Когда группа Высоцкого сдавала экзамен по русской литературе, — вспоминала жена Синявского Мария Васильевна Розанова, — подошли к нему студенты и сказали: «Андрей Донатович, мы знаем, что вы любите блатные песни, пригласите нас в гости, и мы будем вам целый вечер петь». И вот пришла целая куча студентов: там был Жора Епифанцев, Высоцкий, Гена Ялович. И они действительно замечательно пели. Настолько замечательно, что я позвала их еще раз. И как-то мы их очень полюбили, они полюбили нас...»
Среди «шлягеров» той поры особым успехом пользовался драматический дуэт Высоцкого и Яловича.
Один: Я вышел в сад весенний прогуляться.
Стоит она...
Читать дальше