Ирина Муравьева: Ханс Кристиан Андерсен

Как-то к нему забежал гимназист с порванным сапогом. Пока шла починка, они разговорились, мальчик показал свои учебники, похвастался, что может даже по-латыни читать без запинки.

После его ухода Андерсен долго беспокойно бродил по комнате. Несколько раз он брал в руки очередную работу, но тут же раздраженно бросал ее обратно на верстак.

— Слушай, Ханс Кристиан, — сказал он подошедшему сыну, — когда ты вырастешь, будь упорным и настойчивым, не бойся нужды, отказывай себе во всем, но добейся одного: учись! Хоть бы тебе удалось пойти по этой дороге, раз уж у меня так не получилось…

— А что от этого бывает, когда человек учится? — спросил с интересом Ханс Кристиан.

— О, тогда человек может зажить счастливо! — уверенно ответил отец. — Ты подумай: ученые люди хорошо зарабатывают. Значит, можно покупать сколько хочешь интересных книг, каждый вечер ходить в театр, а потом отправиться в далекое путешествие, повидать чужие края…

— Ну и нечего забивать голову ребенку! — вмешалась подошедшая Мария. — Будто уж без учения нельзя хорошо прожить! Займется каким-нибудь ремеслом, будет сыт, одет — чего же ему еще? Он и то растет у нас прямо как графский сынок — ведь я его никогда не одену во что-нибудь рваное или грязное да и умыть хорошенько не позабуду. И в комнате всегда чисто и прибрано. А чистота — лучшая красота! Голодать ему тоже еще не приходилось. Разве я в его возрасте так жила? Меня отчим зимой выгонял на улицу просить милостыню в рваной шали да в старых деревянных башмаках. А не принесешь ничего, так побьет. Уж сколько раз я вечером сидела под мостом и плакала: страшно было идти домой с пустыми руками, а просить у людей — до смерти стыдно, да еще не всякий и даст…

— Все это верно, Мария, — задумчиво возразил сапожник, — но ведь мало человеку только быть сытым и одетым, душа тоже своего просит!

— Ну и этого тебе за глаза хватает! — решительно отрезала Мария. — Будто ты мало времени проводишь за своими книгами? Я ничего не говорю — зимним вечером приятно послушать, когда ты нам читаешь вслух что-нибудь занятное. Но когда ты сидишь один-одинехонек с книгой и громко смеешься, так мне просто страшно делается. Если это и есть пища для души, так ведь от такой пищи и свихнуться недолго! Нет, что уж нам жаловаться: живем не хуже людей, и слава богу!

Сапожник пожал плечами и молча взялся за молоток. Как все-таки по-разному устроены люди! — думал он. Вот Мария считает, что лучшей жизни и желать нечего. А ведь ей приходится целыми днями стоять по колено в холодной воде и стирать чужое белье, вечера она проводит за штопкой и починкой. За всю жизнь ей удалось сшить одно-единственное платье, которое считается нарядным: коричневое ситцевое с мелкими цветочками. Оно хранится в сундуке и надевается по праздникам. Голова у нее забита приметами и гаданьями: стоит лишний раз каркнуть ворону или завыть собаке — страху не оберешься… И все это она считает счастьем. Впрочем, и пастор говорит в том же роде: смиренным и терпеливым беднякам откроется царствие небесное… А что, если он, Ханс Андерсен, хочет получить свое здесь, на земле? Ведь он чувствует, что годится на большее, чем чинить рваные сапоги!

Неужели жизнь кончена в двадцать девять лет?

Андерсены жили на самой окраине Оденсе, возле реки. Неподалеку шумели колеса водяной мельницы, когда-то принадлежавшей монастырю, поэтому улицу так и называли: улица Монастырской мельницы. В маленьком домике ютилось шесть семейств. Сапожник с семьей занимал небольшую комнату, служившую и спальней, и столовой, и мастерской. Стараниями неутомимой Марии пол всегда был до блеска вымыт, а на окнах топорщились накрахмаленные занавески. Для пущей красоты она расставляла на высоком сундуке ярко разрисованные чашки и блюдца, которые Ханс Кристиан не уставал с восторгом разглядывать. Сапожник украсил комнату по-своему: над верстаком висела книжная полка с томиками сказок «Тысячи и одной ночи» и комедий знаменитого датского драматурга Гольберга, с песенником и двумя-тремя растрепанными, зачитанными чувствительными романами, — их любила Мария, а Хансу Кристиану больше всего нравились сказки. Наслушавшись отцовского чтения, он видел во сне чернооких красавиц, загадочно улыбавшихся из-под покрывала, страшных джиннов, роскошные сады с невиданными цветами.

— Если б у нас был хоть крохотный садик, мама, как бы это было чудесно! — вздыхал он, рассказывая матери эти сны.

— У нас же есть садик! — утешила его Мария. — Разве ты забыл про ящик с зеленью за чердачным окном? Правда, там растет только петрушка и лук, но я уж найду местечко и посажу для тебя цветочков поярче. Конечно, жили бы мы в деревне, там бы и розы можно было развести… Ты ведь помнишь, как мы чуть не поселились в графском имении? Что уж говорить о цветах — там бы у нас и корова была своя, молока и масла вдоволь. Да что ж поделаешь, видно, не судьба…