Евгений Березняк - Пароль «Dum spiro…»

— Поздравь, капитан, получил назначение в артдивизион.

А вечером пришел Павлов. И не один, а с адъютантом и каким-то незнакомым офицером. Из бездонных карманов адъютантской шинели была торжественно извлечена фляга со спиртом:

— За встречу, за строгое соблюдение сухого закона при исполнении боевого спецзадания.

Мы выставили на стол свои запасы. Я представил Павлову пополнение «Голоса» — группу диверсантов-разведчиков Евсея Близнякова.

— Ну, здоровеньки булы, козаки!

Широкоплечий, плотный, несколько грузноватый для своих лет, с глубоко запрятанной лукавой смешинкой в глазах, Павлов и впрямь походил на гоголевского Тараса Бульбу. Очевидно, он об этом знал и охотно входил в роль.

— А ну, сынки, повернитесь, — гремел на всю комнату Батя, обращаясь то ко мне, то к Алексею. — И вы, девчата, тоже. Посмотрю, чему научились, какого ума-разума набрались.

Много теплых слов было сказано, много хороших песен спето в тот незабываемый для нас вечер. Павлов стал собираться. Его ждала ночная работа. Откуда-то с с запада шли от наших боевых товарищей новые радиограммы: «Павлову, срочно…»

— Ну вот мы и дома, — тихо проговорила Ольга, когда гости ушли. — Вот мы и дома…

Вскоре назначения в разные части действующей армии получили Митя-Цыган, Евсей Близняков, Семен Ростопшин, Заборонек, Саша-Абдулла. Разыскали своих летчики Валентин Шипин и Анатолий Шишов. Они возвратились в бомбардировочную авиацию.

От всей группы осталось нас трое: Ольга, Анка и я.

Первые дни я был занят неизбежной канцелярщиной. Сто пятьдесят шесть дней в тылу врага с трудом вмещались в скупые строки отчета.

Группа собрала и передала в штаб свыше ста пятидесяти радиограмм о дислокации фашистских дивизий и воздушных эскадр, штабах и аэродромах, воинских перевозках по железным и шоссейным дорогам — примерно двадцать тысяч цифровых групп шифра.

В боевых операциях группа «Голос» уничтожила более ста гитлеровцев, пустила под откос несколько эшелонов, подорвала несколько мостов.

Как мне стало известно позже, командование дало такую оценку деятельности группы:

«Материалы группы «Голос», действовавшей в чрезвычайно трудных и сложных условиях, были исключительно точны и важны; все разведданные были подтверждены боями».

На этом можно было бы закончить наш рассказ об операции «Голос». Но считаю своим долгом дописать еще одну, очень нелегкую для меня страницу.

Перед тем как составить отчет о деятельности группы, я написал на имя Павлова рапорт, в котором впервые сообщил командованию о своем аресте и побеге, подробно изложил обстоятельства, при которых оказался в руках гитлеровцев.

Утром пришел к полковнику. Он искренне обрадовался мне, снова поздравил с успешным завершением труднейшей операции, сказал, что группа представлена командованием к правительственным наградам. Тут я и вручил ему рапорт. Он читал молча. Я видел, как с каждой строчкой каменеет лицо Бати.

— М-да, заварили мы с тобой кашу. Почему не доложил сразу?

— Я думал о деле, знал, что после моего сообщения группа, в лучшем случае, будет отозвана или заменена. Новую группу готовить — нужны месяцы. Разве не так было с нами после истории со «Львовом»? А смена явок, налаживание связи! Сколько на это потребовалось бы времени? Как я мог пойти на такое, когда дорог был каждый день?!

— Никто в группе не знал о вашем аресте? — Павлов перешел на официальное «вы».

— Никто.

— Даже заместитель?

— И Алексей. Разве группа могла бы нормально работать, не доверяя командиру?

— Логично. А может быть, надеялись: победителей, дескать, не судят?

— Чего не было, того не было, товарищ полковник. Готов нести полную ответственность.

— А кто тебя сегодня потянул за язык?

— Совесть… Партийная совесть. Без зубов, а грызет. Я сразу после побега твердо решил: возвратимся — все расскажу.

— Учти, будут проверять товарищи из «смерша». И с орденом попрощайся. Надолго. Может, навсегда.

— Что ж, я и к этому готов. Не за ордена [24] За операцию «Голос» я был награжден орденом Отечественной войны 1-й степени 6 мая 1965 г. воевали — за Родину. Теперь, когда задание выполнено — не боюсь ни проверок, ни суда. Наш секретарь обкома, мой крестный по подполью, так говорил: «Для меня прежде всего — дело и совесть коммуниста. Потом — я сам». Совесть моя перед партией чиста. И за Ольгу тоже ручаюсь головой.

Павлов встал:

— Рапорту дам ход. Но что бы ни случилось, знай — я в тебя верю. Чтобы ни случилось…