Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

В Ясную я приехал 6 июля в двенадцатом часу ночи. Несмотря на поздний час, все еще довольно долго сидели за чаем. Сергей Иванович Танеев (композитор и пианист, летом гостил у Толстых в Ясной Поляне) сыграл сонату Бетховена, opus 26, с варьяциями. Первые части мне не очень понравились. Финал он сыграл превосходно.

Утром я встал рано, ходил со Л. Н. купаться. Л. Н. ежедневно с утра до обеда работает у себя. Он, как мне показалось, был в хорошем настроении.

Утром за кофе он сказал:

— Я себя чувствую так, будто мне 19–20 лет.

В Ясной Поляне тогда бывало шумно и весело. Все почти дети были дома. Женаты были только сыновья Сергей и Илья. Сергей Львович гостил в Ясной со своей женой, Марией Константиновной, рожденной Рачинской. Из остальных детей не было только Андрея Львовича, отбывавшего воинскую повинность в Твери, и Льва Львовича, бывшего, кажется, за границей. В Ясной лето проводил Сергей Иванович Танеев со своей няней Пелагеей Васильевной; с ним жил его, тогда еще весьма юный, ученик Ю. Н. Померанцев. Танеев каждый вечер играл со Л. Н. в шахматы (я не решался заявить о том, что тоже умею играть). Иногда Танеев играл на фортепиано. На фортепиано играл несколько раз и я. Играли мы с Танеевым также на двух фортепиано вторую сюиту Аренского и в четыре руки первый квартет самого Сергея Ивановича. Молодежь играла в теннис, веселилась. В теннис изредка играл и Л. Н. Вечером делали далекие прогулки в лес. Л. Н. любил всегда выбирать «сокращенные» тропинки и заводил всех в чудные лесные места. Надо сознаться, что эти «сокращения» почти всегда очень удлиняли прогулки.

Однажды мы с ним на прогулке сильно отстали. Л. Н. предложил мне:

— Давайте догонять.

И с полверсты мы с ним, я — 21 года, а он — 68–ми, бежали как равные. В другой раз он еще более поразил меня своей физической свежестью: Михаил Львович делал на турнике какое‑то очень трудное гимнастическое упражнение, которое ему плохо удавалось.

Л. Н. смотрел, смотрел, не вытерпел и сказал:

— Дай, я попробую, — и к общему удивлению сразу сделал лучше сына.

В нескольких верстах от Ясной в маленькой деревушке Дёменке жили Чертковы (Владимир Григорьевич Чертков, ближайший друг Л.H., его жена Анна Константиновна, рожденная Дитерихс, и, в то время малолетний, их сын Владимир). Владимир Григорьевич бывал в Ясной постоянно. За обедом он часто веселил зеленую молодежь своими веселыми рассказами. Раз и Л. Н. принял в этом участие. Задавали друг другу шуточные загадки.

Л. Н. спросил:

— Какая разница между печкой и щенком?

Никто не знал. Л. Н. сказал:

— Когда в доме есть лишняя печка, ее не топят, а когда есть лишний щенок — его топят.

Жена Черткова, Анна Константиновна, всегда очень болезненная, бывала в Ясной довольно редко. У Анны Константиновны был небольшой, но прекрасного теплого тембра контральто. Она очень проникновенно пела сектантские духовные песни.

Татьяна Львовна и особенно Мария Львовна (его вторая дочь) каждый день с раннего утра работали на покосе. Возвращались они с работы усталые, но очень веселые. По праздникам Мария Львовна, немножко знавшая домашнюю медицину, лечила на деревне больных (врача тогда в Ясной и нигде поблизости не было). Когда она возвращалась со своей медицинской практики, радостно было смотреть на нее, окруженную пестрой толпой ребят, одних — везущих на себе тележку с медикаментами, других — просто провожавших ее домой.

Мария Львовна была совершенно некрасива, но в ней было высшее обаяние внутренней духовной красоты…

Когда я уезжал из Ясной и мне уже подали экипаж, Л. Н. взял меня под руку, отвел в сторону и сказал:

— Я все собирался сказать вам — вот вы уже уезжаете, так я скажу: как бы вы ни были способны к музыке и как много сил и времени вы ни отдаете ей, помните, что прежде и важнее всего — быть человеком. Нужно всегда помнить, что искусство — не все… По отношению к людям нужно стараться больше давать им и поменьше брать от них.

Потом он еще прибавил:

— Простите меня, что я это говорю вам, но мне не хотелось проститься с вами, не высказав того, что я думаю.

Вот что еще записано у меня из слов Л.H.:

— Личное я — это то временное, что ограничивает нашу бессмертную сущность. Вера в личное бессмертие мне всегда кажется каким‑то недоразумением.

— Материализм — самое мистическое из всех учений: он в основу всего кладет веру в мифическую материю, все создающую, все творящую из себя. Это еще глупее Троицы!