Александр Гольденвейзер - Вблизи Толстого. (Записки за пятнадцать лет)

Л. Н. полулежал на кушетке. Он сказал:

— Я жил там, и тогда еще любовался их порядками. Теперь я все забыл. Это замечательно: чем меньше государство, тем легче достигается в нем свобода.

— Швейцария — единственная страна, где нет земельной собственности, — заметил Ге.

— Та, та, та! Разве там нет помещиков? — спросил Л. Н.

— Сто десятин, больше едва ли кто имеет, — заметила Татьяна Львовна.

— Сто десятин в Швейцарии — крупное имение.

— Имение в Швейцарии — одна трата, — сказал Ге.

— Отчего?

— Да там самая меньшая плата рабочим пять франков в день; а какой‑нибудь садовник получает 80–90 сантимов за час.

— Чем достигается такая высокая плата?

— Близостью городов. Да там нет нужды…

— То‑то я и спрашиваю, — чем это достигается?

— Кто ж его знает?

— Это, Сергей Дмитриевич (обратился Л. Н. к Николаеву), — он под вас подбирается. Интересно, какую роль здесь играет земельная собственность?

— Вся Швейцария живет иностранцами, — заметила Татьяна Львовна.

— Это неверно. Ни в одной стране народ не производителен так, как в Швейцарии, — возразил Ге.

— И народ там высокочестный…

— Индустрия там всегда была. А иностранцы — обитатели отелей — это короста, которая в глубь страны не идет. Она играет минимальную роль.

— Коля (Оболенский) жил в доме, где много квартирантов, — сказала Татьяна Львовна. — Жильцы всех этажей ставили на ночь каждый свой кувшин на тротуар и клали на него соответствующую монету. Утром приезжает молочница, собирает деньги и наливает молоко. Как это упрощает! А у нас баба пойдет на рынок, молоко принесет с водой, а пятачок украдет.

— Я раз забыл где‑то зонтик, — рассказывал Ге. — Зашел на почту — там почта во всякой деревне — и написал в Цюрих в центральное депо найденных вещей, и через неделю я через почтальона получил зонтик и заплатил только 60 сентимов за доставку.

— А безработных там нету? — спросил Л. Н.

— Нет.

— Едва ли… — засомневался Л. Н.

— Да как же, когда там коммуна отвечает за всякого нищего, а для того, чтобы их не было, каждому после 57 лет дают двадцать франков в месяц. Если же он плохо живет, они поступают довольно жестоко. Если такой пенсионер пьянствует, они выставляют его и сдают с публичного торга. В «Опех» был такой случай. Кто берется за двадцать франков содержать его, тому они сдают его в кабалу. Впрочем, ему предоставляется возможность, если он будет жить хорошо, снова стать самостоятельным. Коммуна заботится о всех своих членах.

— Это превосходно, — сказал Л. Н. — Потом, помолчав, он сказал: — Я думаю, вы не правы, что приезд иностранцев не играет роли.

— Это только в центре, а в горах этого не заметно.

— Ну, мы это мало знаем. Интересно, как там распределение земли?

— Мелкое очень. Бывают виноградники, как эта комната.

— Говорят, в Китае то же самое, — сказал Л. Н.

— В Швейцарию отовсюду стремятся, но швейцарцы не хотят, чтобы к ним приставали, — боятся, что их развратят. Постоянно живущие иностранцы — их больное место. Их там 12 %, а в Женеве, например, 98 ООО иностранцев и только 50 ООО швейцарцев. А теперь многие живут, не делаясь швейцарскими гражданами, просто являются и живут. И неудивительно. Я плачу тридцать франков в год за свой клочок земли, а во Франции я за такой же платил бы 250 франков.

— А косвенные подати, обусловливающие существование государства?

— Да и косвенные налоги там невелики. В то время как во Франции сахар стоит один франк двадцать сантимов, в Женеве он стоит пятьдесят сантимов фунт. Спирт — совсем без пошлины, сигары тоже. Я не курю, а когда еду в Париж, всегда вожу Salomon’y сотню сигар, так как имею право беспошлинно провезти сто штук таких, за которые он в Париже заплатит гораздо дороже.

— Чем же это объясняется?

— Объясняется тем, что в Швейцарии нет войск и нет этой армии чиновников.

— Скажите, а наказания уголовные там как?

— В некоторых кантонах есть даже смертная казнь. В Женеве фактически смертной казни не существует с 48–го года, а с 71–го года она отменена законодательным путем. С 71–го года все монархические кантоны должны были стать республиканскими.

— А тюрьмы?

— Там мало арестантов. В Женеве часто совсем не бывает. Если на тюрьме повешен флаг, значит там никого нет. И это часто бывает.

— Это очень хорошо, — сказал Л. Н.

— У нас в Кочетах, — сказала Татьяна Львовна, — учитель устраивает чтения и читал мужикам про Швейцарию. Один мужик слушал и сказал: «Что ж удивляться, что хорошо живут, там господ нет».