Георгий Данелия - Безбилетный пассажир

(фрагмент из сценария).

Нужна собака на роль пса. Вызвали дрессировщика. Приехал серьезный мужчина в очках, похожий на научного работника. Достал бумагу, ручку и начал задавать вопросы.

— Собака породистая или дворняга?

— Наверно, дворняга, — сказал я.

— Стопроцентная дворняга или метис?

— Стопроцентная.

— Грузинская или турецкая?

— А бог ее знает. Русская, наверное.

— Давно в Грузии живет?

— Не думаю… Солдат — кочевник, то в Крыму, то в Болгарии…

— Команды даем на русском или на болгарском?

— На русском.

— Сангвиник или флегматик?

— Кто?

— Пес.

— Флегматик.

— Городская или деревенская?

— Деревенская.

Все тщательно записав, дрессировщик попросил, чтобы ему на два дня выделили машину:

— Поезжу по деревням, поищу собаку.

— Зачем по деревням? А в Тбилиси, что, собак нет?

— Вы горожанина от крестьянина отличите? — строго спросил дрессировщик.

— Да.

— Вот и собаки деревенские отличаются от городских. А халтурить я не привык.

Выделили ему машину, и он исчез на два дня. На третий появился:

— Мне надо, чтобы вы поехали со мной. Я вам покажу кандидатов.

Времени у меня не было, и я сказал, что доверяю его профессиональному чутью. Главное — чтобы собака бежала за актером.

Но дрессировщик стоял на своем:

— Давайте работать как положено. А если вам нужна халтура, обратитесь к другому дрессировщику.

Пришлось поехать. Я попытался утвердить первого же кандидата, но дрессировщик сказал, что торопиться не надо, лучше посмотреть остальных. Пусть сейчас потратим несколько часов, зато потом все будет качественно. В конце концов утвердили мы на роль небольшую рыжую собачку.

— Как сцены снимать будем? — спросил дрессировщик. — По порядку?

— По порядку.

Дрессировщик попросил снять ему комнату в той деревне, где жила собака. Комнату нашли, и он приступил к работе.

Тут пришла телеграмма от Бондарчука, потом приехал Леонов, — в общем, все планы поменялись, и начали мы снимать со сцены в духане. Привезли на машине дрессировщика с собакой. Тянут деревенскую собачку из машины, а она со страху не идет — ползет. Когда дотащили ее до декорации духана и посадили за стол, она описалась, положила голову на стол и с тоской смотрела на окружающих. Дрессировщик возмущается:

— Вы снимаете не по графику. Сейчас собака подготовлена только к сцене на мосту. Духан мы еще не отрабатывали.

— Ну так отработайте! — закричал Дато Кобахидзе. — Здесь написано: во главе стола, положив голову на тарелку, спал Шарик. Прикажите ему, чтобы спал!

— На это нужно время. А халтурой я не занимаюсь.

— Снимай так, — говорю Вадиму.

Сняли крупно голову собаки на столе.

— Теперь она должна по команде «смирно!», покачиваясь, подняться и замереть! — Дато показал дрессировщику сценарий. — Вы это читали?

— Читал.

— Ну тогда что вы стоите? Делайте что-нибудь!

— Еще раз повторяю: собака к этой сцене не готова.

— Ну, пусть хотя бы голову поднимет, — сказал я.

— Это невозможно! Я в халтуре участия принимать не буду! Не дождетесь! — разозлился дрессировщик и отошел.

— Аферист! — крикнул Дато. И сказал Юсову: — Вадим Иванович, по моей команде включайте камеру.

Он залез на осветительные леса, попросил осветителей, чтобы они держали его за ноги, свесился, крикнул: «Камера!» — и начал громко мяукать.

Собака посмотрела на Дато и жалобно завыла.

— Снято, — сказал Юсов. — Съемка окончена.

Чтобы успеть снять сцены с солдатом в те три дня, на которые смог приехать Леонов, мы работали на износ. В один день сняли проход по улице, подход к дому Бенжамена и духан. И вечером выехали в Гори, чтобы на следующий день с утра снять сцену на мосту. А пока снимали эту сцену, декорации духана должны были срочно переделать в столовую Бенжамена.

В пять утра у моста стали гримировать актеров, ставить камеру, осветительные приборы.

Ко мне подошел этот дрессировщик:

— Георгий Николаевич, давайте решим, что будет делать собака.

— Там написано. Должна бежать рядом с актером, — я насторожился: что еще придумает этот жулик. — Вы же утверждали, что к этой сцене собака готова.

— Да, готова, — сказал дрессировщик. — А вот у меня такое предложение: когда солдат говорит «Эрзерум — это он», Шарик встанет на задние лапы и отдаст Кикабидзе честь.

— И она это сможет сделать? — недоверчиво спросил я.

— Да.

— Сегодня?

— Я же сказал — к этой сцене мы готовы, — пожал плечами дрессировщик. И приказал: — Шарик, честь!