Ханс Беккер - На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950

Но в делах любви слова — это совсем не главное. Мы общались знаками и постепенно стали понимать друг друга. Она жестами объяснила мне, что хочет искупаться и что я тоже могу искупаться вместе с нею.

— Снимай одежду. — Она подкрепила слова жестом, и мы оба засмеялись.

— А ты? — не остался я в долгу, правда постаравшись, чтобы мои жесты были достаточно скромными.

— Снимай и это тоже, — смеясь, показывала она, видя мои колебания.

Я повернулся к ней спиной, снял с себя пиджак, рубашку, брезентовые туфли (которые сшил сам из куска брезента от палатки) и штаны, оставшись в самодельных плавках, изготовленных по той же технологии, что и туфли. Я снова обернулся к девушке и обнаружил, что она по-прежнему стоит все еще в своей длинной хламиде и все так же смеется. Обуви на девушке не было, и я просигналил ей, чтобы она снимала верхнюю одежду и шла купаться в том, что было под ней.

Девушка подошла ко мне и пристально посмотрела прямо в глаза. В ответ я быстро обнял ее, но, неожиданно выскользнув из моих объятий, она сбросила одежду. Под верхней одеждой у нее не было ничего, кроме короткой красной рубашки, закрывавшей снизу не больше, чем мои импровизированные плавки. Я был хорошим солдатом, но в данном случае колебался, раздумывая, следует ли мне идти в атаку или, наоборот, будет лучше отступить. Моя нерешительность понравилась девушке. Подавшись вперед, она слегка укусила меня за кончик носа, потом оттолкнула меня и прыгнула в воду. Я последовал за ней. Мы плавали, громко плескаясь и дурачась, но, поскольку глубина там была не более метра, а тело Маллы выглядело очень соблазнительно, я в смущении отводил взгляд.

Искупавшись, мы лежали на берегу под ветвистыми деревьями и загорали на солнце. Когда мне пришло время возвращаться в лагерь, мы договорились встретиться в четыре часа на следующий день. Часть дороги назад я помогал ей нести ведра с водой. Вместе с поцелуем на прощание я подарил девушке колечко, которое сделал из русской монеты и которое носил на пальце.

Во время смены на шахте с десяти утра до шести вечера я не мог думать ни о чем, кроме своей новой подруги, о предстоящей новой встрече с ней. Работа давалась мне вдвое легче, чем обычно, и вместо того, чтобы, как всегда, подняться после той ночной смены наверх вместе с последними, я неожиданно для себя оказался среди первых. Мои товарищи заметили, что со мной происходит что-то необычное. Начались расспросы, и вскоре мой секрет стал всем известен.

— А ты не боишься? — спросил меня один из знакомых.

— О чем ты? — недоуменно спросил я, хотя на самом деле очень хорошо понимал, что он имел в виду.

Все засмеялись. В лагере ходили слухи о том, что, если кто-то смел вступить в связь с девушкой-казашкой, это значило для него реальную перспективу лишиться головы, которую отрежет ее отец. Казахи были гордым народом с жестокими обычаями, которые они неукоснительно соблюдали. И среди этих обычаев была месть за бесчестье.

Пока мы смывали с тел угольную пыль, мне жестами показывали, что могло случиться со мной, но я был слишком счастлив, чтобы все это меня хоть немного беспокоило. С трудом дождавшись второй половины дня, я снова миновал охранника у забора и отправился к месту назначенной встречи.

Малла была уже там и ждала меня. Вместе мы долго прогуливались через заросли кустов вдоль берега канала к пруду, посередине которого находился маленький островок. Мы шли по воде, не обращая внимания на то, что происходит в это время в мире. Казалось, вокруг нас таинственный мир, а в самом центре его, полностью изолированный от всех, лежал наш остров счастья. Мы были так счастливы, что не замечали, как все быстрее бежит время. Вдруг стало совсем темно.

— Давай пойдем ко мне домой, — попросила Малла на нашем языке жестов.

Хорошо зная, что меня могло там ждать, я ясно дал ей понять, что не хочу этого.

— Казахи не признают смешанных браков, — просигналил я, стараясь, чтобы она меня поняла.

— Я хочу, чтобы ты вместе со мной пришел в наш дом и познакомился с моими родителями, — несколько раз показала она мне руками.

В ответ я несколько раз резко рубанул рукой в районе горла, показывая девушке, чего я боюсь.

— Мама и отец не сделают тебе ничего плохого, — ответила она. — Вчера я рассказала им о нашей встрече, и они хотели бы познакомиться с тобой.

Я снова задумался над ее предложением и решил, что, пожалуй, риск того, что мне отрежут голову, вряд ли был серьезной угрозой по сравнению с тем, что мне пришлось пережить в прошлом. Малла была очень рада, что я согласился с ней, и я чувствовал, что она не позволит отцу сделать мне ничего плохого, даже если он очень захочет.