Павел Гусев - В тылу врага

Наш советский народ верит нашему вождю и Верховному Главнокомандующему товарищу Сталину, сказавшему еще в начале войны, что враг будет разбит, победа будет за нами. А недавно, давая оценку сражениям зимы и лета этого года, он мудро подчеркнул: в результате Сталинградской битвы обозначился закат гитлеровской армии, а Курская битва поставила немецкие войска перед катастрофой.

Как только я закончил ответ учительнице. Полина Ермакова, не получившая никаких вестей о муже, спросила меня:

— Павел Васильевич, я все думаю: уж не в партизанах ли воюют наши односельчане? Но почему же от вас пришло письмо из партизанского отряда, а от них писем нет? Из всех ли партизанских отрядов их бойцы могут писать письма родным?

На ее вопросы я ответил так:

— Посылать письма в советский тыл могут партизаны тех соединений и отрядов, которые в местах своего постоянного базирования оборудовали и постоянно охраняют посадочные площадки для наших самолетов, как мы их называем — партизанские аэродромы. С лета 1942 года до осени 1943 года такие аэродромы действовали в Брянском и Хинельском лесах Орловской области, в Михайловском районе Курской области. Нам известно, что наши самолеты, пересекая линию фронта, летают к партизанам западных и северных областей РСФСР, а также Белоруссии, Украины, Молдавии, Прибалтики. Они доставляют им оружие, боеприпасы, медикаменты, а вместе с ними — письма и газеты, а обратными рейсами увозят раненых, письма партизан их родным и близким. Но есть мелкие партизанские отряды, не имеющие определенных мест своего базирования, поскольку ведут партизанскую борьбу с врагом методом боевых рейдов. Поэтому не могут останавливаться на длительное время и оборудовать посадочные площадки для самолетов. Нам известны отдельные случаи сбрасывания таким отрядам оружия и боеприпасов на парашютах, но доставлять письма партизанам нет возможности, поскольку родные не знают адресов партизан, и они не могут послать письмо родным, потому что в их отряды не летают самолеты с посадкой.

Наша беседа с односельчанками продолжалась почти два часа. Как только я закончил отвечать на вопросы Полины Ермаковой, домовничавшая тетя Марья обратилась к собравшимся:

— Бабоньки, уже поздний час. Не пора ли вам по домам? Паше надо завтра рано вставать, ему ехать в Семеновское, в больницу к маме. Ведь она ждет его, не дождется. Я заметила, что его приезд стал лучшим лекарством для матери. Только мало он пробудет-то с ней.

Понимая тетю Марью и меня, женщины одевались, благодарили меня за разъяснения, тепло прощались и уходили.

Утром я пошел на кладбище проведать захороненного здесь отца. Я хорошо знал, где находится его могила. Вспомнил, как осенью 1940 года мне прислали телеграмму в Проскуров, где постоянно размещались части 80-й стрелковой дивизии, в том числе и наш 86-й отдельный саперный батальон. Но тогда он, почти в полном составе, участвовал в строительстве приграничного укрепрайона около города Жовква Львовской области. В нескольких десятках километров была граница с Польшей, уже оккупированной тогда фашистской Германией.

Эту печальную телеграмму мне вручили лишь на десятый день после смерти отца, когда нарочный привез в часть из Проскурова служебную и солдатскую почту, газеты и журналы.

Я попросил отпуск, чтобы проститься с уже похороненным родителем и побыть с мамой в эти печальные для нас дни. Командование не отказало мне в отпуске. Командир части капитан Тишагин, узнав о задержке мне телеграммы, объявил выговор начальнику проскуровских зимних квартир нашей воинской части за то, что тот не телеграфировал ему о поступившей мне телеграмме о смерти отца.

На кладбище я попросил у сторожа лопату, чтобы расчистить около могилы снег, пошел к отцовской могиле. Приближаясь к ней, еще издали увидел могильный холмик, укутанный свежим ноябрьским снегом, а над ним возвышался дубовый крест, мастерски сделанный дядей Иваном, установленный после предания отца земле. Когда подошел к могиле, увидел, «выглядывающие» из под снега, засохшие полевые цветы. Понял, что это мама принесла их к 3-й годовщине смерти ее мужа и отца четырех сыновей.

Остановившись у могилы, я вслух произнес:

— Здравствуй, дорогой папа. Это я, твой младший сын Павел. Приехал в краткосрочный отпуск, чтобы уговорить маму полечиться в больнице, а то она плоховато себя чувствует… — Помолчав немного, как бы ожидая его ответа, уже молча, я продолжал рассказывать ему о войне.