Евгения Гутнова - Пережитое

В другой раз папа оказался в камере вдвоем с православным священником. Будучи убежденным атеистом и противником церкви, он, естественно в меру своих возможностей, вел с ним философские и богословские споры. Споры, как он потом рассказывал мне, были для него весьма занятными, тем более что папа всегда интересовался людьми самого различного типа — их чувствами и ходом мыслей. После многодневных дискуссий и вполне мирных разговоров этот священник, вполне образованный человек, в конце концов сказал: «Вот вы отрицаете религию, не верите в бога и в Христа, а сами не ведаете того, что вы и есть настоящий христианин по своему образу мыслей и чувств и отношению к людям». Папа рассказывал мне это, смеясь и чуть подтрунивая над своим оппонентом, считая, что одержал над ним победу. Однако, я думаю теперь, что этот священник в чем-то был прав, если понимать христианство не как систему религиозных догматов, но как комплекс этических норм в отношении к человеку.

Позднее, уже в 1938 году, мне довелось услышать еще один, последний, печальный рассказ о человеческих качествах моего папы. Некто, сидевший с ним короткое время в одной из московских тюрем в то страшное время и неожиданно вышедший на волю, говорил о нем как о подлинном герое, единственном среди массы раздавленных и морально растоптанных людей, кто, несмотря на все муки и физические страдания, которые ему приходилось переносить, сохранял свое человеческое достоинство, поддерживал товарищей по несчастью, по большей части очень далеких от него и чуждых по духу. Это были последние сведения, которые дошли до меня о живом папе [1] В 1957 году, когда мой сводный брат пытался выяснить дальнейшую папину судьбу, он получил официальную справку, что папа умер в 1938 году в Уфе от воспаления легких (прим. Е. В. Гутновой). .

Насколько это верно — не знаю. Моральный облик папы не был бы очерчен достаточно полно, если бы я не сказала о его исключительной объективности по отношению к людям вообще, даже к тем, кого он считал своими идеологическими противниками. В юности папа хорошо знал Ф.Э.Дзержинекого. Он был близким другом невесты Дзержинского Юлии Гольдман, которая умирала от туберкулеза в Швейцарии, когда Феликс Эдмундович сидел в российской тюрьме, а затем оказался на нелегальной работе. Папа пересылал ему ее письма и передавал ей то, что удавалось получать от него. Дзержинский и папа симпатизировали друг другу, несмотря на то, что после революции папа стал одним из постоянных объектов преследований «чрезвычайки». Это, однако, не мешало ему всегда с глубоким уважением относиться к первому руководителю ЧК, в честности и искренности которого он никогда не сомневался и которого считал кристально чистым, не способным на подлость человеком, рыцарем революции, хотя, может быть, и слишком фанатичным, что было совершенно чуждо самому папе.

Я запомнила жаркий летний день 1926 года в Минусинске, где папа отбывал тогда ссылку, а я гостила у него. Мы шли с ним по главной улице города, не помню куда, и встретили начальника погранотряда и одновременно местного ОГПУ, под надзором которого папа состоял, но который относился к нему с большим уважением. Тот был бледен и расстроен. Поздоровавшись с нами, он сказал папе о скоропостижной смерти Дзержинского. Папа изменился в лице, его всего как-то даже передернуло, и остаток дня он находился под впечатлением этого печального известия, вспоминал свои встречи с покойным, говорил о его достоинствах, о том, какая это большая потеря для всей страны. Мне с моим детским максимализмом (мне было двенадцать лет), знающим только черное и белое, это казалось непонятным, — ведь в руководителе ЧК я видела главного виновника моей разлуки с папой. И только много лет спустя, прочитав дневники и письма Дзержинского, написанные им в дореволюционных каторжных тюрьмах, я смогла по достоинству оценить исключительную цельность и чистоту этого человека, и вместе с тем благородство чувств моего ссыльного папы.

К Ленину папа относился тоже с большим уважением, хотя в период после революции 1905–1907 годов и позднее открыто выступал против него и партии большевиков как их идейный противник, за что неоднократно подвергался язвительным нападкам Ленина в его блистательных статьях. Идейными противниками оставались они и после Февральской революции. Тем не менее папа однажды рассказал мне очень выразительный эпизод о своей встрече с В.И.Лениным летом или ранней осенью 1917 года. Они встретились на большом митинге рабочих одного из крупных петербургских заводов, где папа должен был выступать от меньшевиков, а Ленин от большевиков.