Госпиталь этот именовался не то нервно-патологическим, не то нервно-терапевтическим. В общем, нервным. А у меня на руке были перебиты обе кости и нерв. Вот его-то и вылавливали доктора, пока я лежал под наркозом. Говорят, связали, но пальцы все равно не шевелятся. Рука совсем-совсем не болит. Она висит, ровно чужая. Пальцы на ней усохли и пожелтели. Мертвая рука.
Что я буду делать после госпиталя? Как жить? У меня единственная профессия - составитель поездов, и семь классов образования. Чтобы работать составителем, нужны обе руки.
"А, наплевать! Не один я такой! Не пропаду! Не так страшен черт..."
Мне надо выбраться в коридор, ну просто позарез надо. А рука, глаз, нога - это все пустяки. И то, что я в одном белье, - тоже пустяки. Я обернул одеяло вокруг бедер, как римский патриций, и вот в такой юбке щеголяю. Все ребята ходят в таких же. Так прилично, не видно аккуратно завязанной бинтами прорехи, и теплее, и вообще удобно.
Главное - это моя прическа, мой, можно сказать, единственный козырь. Говорят еще, что я веселый и беззаботный парень. Очень веселый. Да, я люблю пошутить, знаю всякие там присказки. Парубок, словом!
Уверен, что, если бы Лида поговорила со мной еще раз, я бы такие вещи ей рассказал из книг, про фронт и про тому подобное, что она сразу бы сомлела и взоры ваши и вздохи наши слились бы воедино!
Где я это вычитал? Сильно написано!
Вот я и в коридоре. Вспотел. Прислонился к стене. Горит всего одна лампа. Электростанция в Краснодаре еще не восстановлена. И вообще город живет еще трудно - это я знаю но разговорам.
В дальнем конце коридора наша "культурница" Ира беседует с раненым. Судя по всему, намечает план культ-мероприятий. Я начал продвигаться вдоль стоны, к этой парочке. Раненый с сожалением выпускает руку собеседницы и досадно смотрит на меня. Я же на него не смотрю. Мне не до него. Я хотел спросить у Иры, дежурит ли сегодня такая тоненькая сестренка с огромными глазами, у которых белки блестят, как фарфоровые, и повыше черной завязки дышит ямочка, а спрашиваю совсем про другое:
- Ирочка! Который час?
Удивленная моим игривым тоном, Ирочка пожимает плечами, давая понять тем самым своему собеседнику, что она ничего общего с этим солдатишкой в юбке не имеет, и говорит мне время. Я еще полюбопытствовал: когда завтра откроется библиотека? Ирочка уже сердито ответила, что в послеоперационную палату она сама принесет книги и, кроме того, доложит главврачу, как я шлялся без разрешения по коридору.
- Что ж, валяй! - вздохнул я и отправился в свою палату. По пути заглядывал во все открытые двери.
Будто через нейтралку "за языком" к противнику крался я к своей койке по нашей, глухо затемненной палате, и все же за моей спиной раздался внятный шепот:
- И кто там оно ходит? Хлебом, винам просит? - Рюрик! Ну, не скроешься, не спрячешься от этого командующего "самоваром"!
- Охламон! - ругается Рюрик. - Сестрицу перевели в операционную. Операционная мадама с одним товарищем капитаном активно дружила! Агния свет Васильевна этого не любит!.. И еще учти - дежурит сестрица через сутки...
- По мне хоть через трое!..
- И зовут ее Лидкой.
- По мне хоть Маргариткой!..
- И ушивается возле нее тут лейтенантик один.
- По мне хоть генерал!
- Дурында! - взъелся и подскочил Рюрик. - Кого охмурить хочешь? Я ж саратовский мужик! Я в этих вопросах!..
- Когда и выучился?
Рюрик отвечает не сразу, напускает на себя важность, неспешно скручивает цигарку, ну вce-все делает степенно, важно, а ведь такой же оголец, как и я, и, главное, знает ведь, что никакого действия этот солидный кураж на меня не производит, а вот поди ж ты, кочевряжится! Видать, такая уж порода у этих саратовских брехунов!
- У нас, у саратовских, знашь как?!
- Ну, как? - гляжу я на него, ухмыляюсь.
- А вот так! Родится малый - ему ни побрякушек, ни игрушек, а сразу гармонь в руки и пошло: "Я не знаю, как у вас, а у нас, в Саратове, девяноста лет старухи шухерят с ребятами!.." - Рюрик аж заподпрыгивал, аж задом об койку заколотил так, что пружины забрякали.
- Трепло! - сказал я, отобрал у него цигарку, дотянул, погляделся в кругленькое зеркальце, лежавшее на тумбочке Рюрика, поплевал .на ладонь, приплюснул ерша на маковке и отправился "к себе" - обдумывать положение,
В коридоре госпиталя реденько светят повешенные на стены керосиновые лампешки с большей частью побитыми стеклами, а то и вовсе без стекол.
Копотно, людно. Пахнет горелой соляркой, карболкой, иодом, хлороформом, гниющим человеческим мясом и кровью.
Читать дальше