Исай Лемберик - Капитан Старчак (Год жизни парашютиста-разведчика)

— Тысячу раз, — не очень уверенно ответил Ильинский и, чтобы быстрей бежало время, стал рассказывать про одного штурмана, который определял положение самолета по шестому способу.

— Почему по шестому? — спросил Кабачевский.

Ильинский стал перечислять способы воздушной навигации: по карте — раз, по приборам вслепую — два, по радиокомпасу — три… Он назвал еще два способа. Старчак говорил мне о них, но я, признаться, забыл, в чем их суть. А вот шестой — запомнил.

— Почему по шестому? — повторил свой вопрос Кабачевский. — В чем он состоит?

— А вот в чем, — ответил Ильинский. — Ты производишь посадку где-нибудь на бахче и спрашиваешь сторожа: «Дидусь, где мы сейчас находимся?..» Узнаешь — и снова в полет.

— Неплохо было бы и нам сюда деда-бахчевника, — сказал Старчак. — Мы к твоей «шестерке» опять притопали.

И верно: они вернулись на стоянку бомбардировщика с огромной цифрой «6» на киле.

— Вот, оказывается, кто по шестому способу! — засмеялся Старчак.

Он пошел впереди, и вскоре все четверо входили в ярко освещенную столовую летчиков первого полка.

Сели за стол, накрытый белоснежной скатертью, дождались, пока придет официантка, заказали ужин.

— Может, погреемся чуток? — предложил Ильинский. — После шестого способа… За то, чтобы ты там не заблудился…

— Не могу, мне к ребятам идти. И вообще лучше отложить это до Нового года, — ответил Старчак.

Ильинский не настаивал. Он давно — еще с финской кампании — дружил со Старчаком и знал: тот скажет — как отрежет.

Отказались выпить и Кабачевский, и Щербина.

— Лучше так посидим, поговорим. Было уже поздно. Движок, снабжавший столовую электроэнергией, выключили, и в зале зажгли свечи, Старчак засмеялся:

— Впервые после начала войны вижу стеариновые свечи, да еще с шандалами. Плошки там разные, фитили попадались, а вот свечей видеть не доводилось.

— У нас, как в лучших домах, — улыбнулся Ильинский. — А сказать по совести, никогда не думал, что ты такому отсталому виду освещения обрадуешься.

— Да нет, пускай повсюду электричество горит, а твой домашний стол пусть посадочные прожекторы освещают. Тогда не промажешь — ложку мимо рта не пронесешь.

Ильинский стал рассказывать о дежурном по полетам: положил ракетницу в карман комбинезона, и она выстрелила невзначай; комбинезон прожег, а нового на складе не дают — срок не вышел.

Парашютисты и летчик говорили о свечах, о том, как только что блуждали по аэродрому, смеялись над дежурным, прожегшим комбинезон, благодарили официантку, которая так хорошо накрыла на стол. А за этими словами было совсем иное.

Четверо сидевших за столом думали о том, что и нарядная столовая, и стеариновые свечи, и белая скатерть — все это пока несущественно. Главное завтра надо лететь и выполнять свой долг.

Назавтра метеорологи принесли добрую весть:

— Погода будет!

Да, погода была. Стоял лютый, сорокаградусный мороз. Чтобы запустить моторы, авиамеханикам приходилось с самого утра прогревать их с помощью круглых бензиновых горелок, похожих на огромные, богатырские примуса. Такие горелки подвешивали на трубах, вроде водосточных, и нагретый воздух поднимался к моторам.

Двигатели становились теплыми. Но все остальное — ничуть не нагревалось. Самолеты из темно-зеленых превращались в белые: иней надежно маскировал их и лишь там, где тянулись масляные подтеки, он не смог осесть на гофрированных широких листах крыльев и фюзеляжа.

Да, мотористу надо было иметь крепкие нервы, чтобы не отчаяться и не забросить с досады гаечный ключ подальше в глубокий снег, так забросить, чтобы до самой весны не найти…

Мороз выжимал влагу из сосен, обступивших полевой аэродром, и деревья трещали. Мороз выжимал слезы из глаз. Мороз и ветер. Но люди не смотрели на термометр. Они смотрели на часы: к вечеру — а он зимой приходит рано самолеты должны быть готовы.

Руки примерзали к заиндевелому металлу, и у всех мотористов была сорвана на пальцах кожа: есть работа, которую не сделаешь в перчатках, — у них распухли суставы пальцев, обожженных морозом и ветром.

Прогноз подтвердился.

Мы с редактором решили проводить Старчака и его товарищей. Увидев нас около самолетов, капитан засмеялся:

— Ну вот, прощаться пришли. Значит, не улетим… Мы взобрались вслед за десантниками в один из самолетов.

— Интервью брать? — крикнул мне Демин: рев четырех моторов не позволял говорить ровным голосом. — Вот с Буровым побеседуйте, он это любит.