Григорий Линьков - Война в тылу врага

Мне кажется, в такие моменты организм управляется силою нервов, потому что, несмотря на огромное внутреннее потрясение, внешне я не дрогнул. Во всяком случае я не сделал никакого движения, которое заметили бы гитлеровцы, смотревшие на меня, не мигая, глазами охотников, неожиданно встретивших редкую добычу. Я автоматически сделал шаг навстречу смерти и поднял ногу, чтоб сделать второй, не меняя направления.

— Нем-ц-ы-ы… — прохрипел сзади меня Васька.

Но… что это?

Два автоматчика, как скошенные, упали за куст орешника!

Васька, как козел, прыгнул с дороги влево, загибая полукольцом назад, намереваясь выскочить на дорогу, по которой мы только что шли. Я бросился к опушке, стараясь добежать до нее кратчайшим путем, в нескольких метрах левее куста можжевельника.

— За мной! — крикнул я во все горло обезумевшему от страха бойцу.

Гитлеровцы тоже что-то крикнули и, выскочив из — за куста с автоматами наперевес, бросились ко мне, стараясь схватить меня у края опушки.

Силы были неравные. Фашисты бежали легкими большими прыжками. Я видел впереди точку встречи. Наши пути должны были пересечься метрах в семи от края опушки, за кустом можжевельника. Чувствуя на своей стороне превосходство, каратели не стреляли, стараясь схватить нас живыми. И хотя у меня в правой руке теперь был маузер, а левая на ходу высвобождала запутавшуюся в кармане гранату, шансов на спасение почти не было.

Подбежав к опушке, я успел заметить, как на поляну вынеслись подводы с гитлеровцами. Два автоматчика были от меня шагах в десяти. Но они с разбегу остановились, направив автоматы в куст можжевельника, в котором темнел почерневший пень, а я круто завернул вправо по краю опушки. Опамятовавшийся боец пыхтел у меня под боком слева. Пилотки карателей мелькнули в кустах, в том самом месте, где мы были две секунды назад. Они бежали по тому направлению, которого придерживался я, когда вбегал в кустарник. Соскакивающие с подвод гитлеровцы нас не видели и бежали вслед за двумя первыми автоматчиками. Мы же, повернув назад, находились у них за правым плечом, убегая в противоположном направлении. Мы огибали злосчастную полянку, через кусты виднелись дуги повозок и головы нескольких гитлеровцев, оставшихся для охраны подвод, но все они смотрели в том направлении, в котором убежали в лес партизаны и каратели, а гвалт и треск, издававшийся сотнями ног и десятками глоток, одураченных преследователей, заглушали тот шорох, который создавали мы, убегая, как казалось, от неминуемой смерти.

Мы слышали по голосам, как гитлеровцы столпились на одном месте, изумленные, видимо, нашим исчезновением.

Минуту спустя раздалась позади нас команда:

— Форвертс! — и десятки ног снова зашлепали в том же направлении, расходясь вправо и влево. Им и в голову не пришло, что мы уже по другую сторону поляны. У нас под ногами теперь была сухая травянистая почва, вокруг — редкий березовый кустарник.

Переводя дыхание, мы перескочили дорогу левее поляны и, отбежав метров семьдесят, пошли потихоньку в глубь леса параллельно дороге, по которой только что ехали эсэсовские головорезы.

— Форвертс! — прозвучала команда вторично где-то в ста метрах сзади, и мы, невольно собравшись с силами, побежали.

Ноги заплетались и подламывались. Тело ныло от пережитого напряжения. Но воля требовала движения вперед. Гитлеровцы могли обнаружить наши следы, оставленные на пыльной дороге, и возобновить преследование…

Через час мы вышли из леса на луга и сели, передохнуть у стога сена. Васька страшно кашлял. Я помог ему вырыть отверстие в стогу и приказал забраться внутрь стога головой, чтобы не было далеко слышно, как он кашляет. Сам же я, наоборот, вырыв рядом отверстие, забрался внутрь стога ногами, чтобы можно было наблюдать и слушать. Несколько позади и слева раздались пулеметные очереди. Васька закатился от кашля, но из стога сена его было почти не слышно. Через минуту каратели повторили стрельбу по лесу. Они находились от нас примерно за километр. По количеству приведенного в действие оружия можно было определить, что их было около сотни. Отдельные пули, взвизгивая, пролетали поблизости. Но все это теперь не имело никакого значения. Выкопав в стогу более глубокое отверстие, я забрался в него почти с головой. Так мне еще можно было слушать и наблюдать, не обнаруживая себя. С наступлением темноты я заснул.

Вспоминая эту встречу с карателями, я даже теперь ощущаю на спине холодок… Что, собственно, произошло? Фашистские автоматчики безусловно посчитали тогда, что мы их не видим. В этом случае их попытка спрятаться за куст, подпустить нас к себе и схватить за шиворот была разумной. Так мог поступить и я, будучи на их месте. Иначе они не могли объяснить наше поведение.