Григорий Линьков - Война в тылу врага

Тела предателей Кривышко усадил к деревьям. Так они с вечера подмерзли, а ночью их подвезли к Краснолукам и около дороги посадили в кружок. Журавкину, который был больше всех ростом и старшим по званию, Кривышко в руки закрепил палку с дощечкой и написал на ней: «Мы пришли за фюрером Адольфом».

У нас в то время не было взрывчатки, но новичок имел при себе противопехотку мину. Ее он и поставил на тропе, проторенной к трупам на обочине дороги.

Когда на второй день стало известно в гестапо о появлении за околицей загадочно исчезнувших агентов, то они бросились туда. Один из гитлеровцев наступил на мину, все остальные бросились назад. А чтобы не иметь потерь, фашисты водрузили вывеску и надписали: «заминировано». Так трупы четырех гестаповцев торчали двое суток у местечка, пока не вызвали танк из Лепеля и не раскатали их гусеницами.

Теперь Кривышко был другим. Польщенный благодарностью, объявленной перед строем, он попросил разрешения ко мне обратиться. Я разрешил, и тогда боец вытащил из кармана исписанный каракулями клочок бумаги и протянул его мне.

«Написал боец-подрывник Кривышко», — прочел я заголовок и дальше стихи:

В тылу у врага на знакомых просторах Нам отдан приказ был отчизной родной: Громить беспощадно фашистского зверя, — И повели нас в решительный бой. Включили в одну из пятерок отважных и толом владеть научили тогда, И начали рвать мы железные рельсы, Когда проходили по ним поезда. Пятнадцать составов с войсками и грузом лишь наша пятерка под насыпь свалила. От Вильно до Ровно, от Бреста до Гомеля Врага ожидала на рельсах могила.

— Вот, коли годится, пошлите в газету, товарищ командир, — сказал Кривышко прерывающимся голосом. — И вы не подумайте, что я это из-за денег или там славы хочу. Просто… я кто был? Скотина я был для них, товарищ командир, и, может, того хуже. Я у них в плену находился, они меня били, товарищ командир, и похлебку с земли языком лакать заставляли, как собаку. А теперь я стал бойцом и могу их под откос пускать свободно, на куски рвать к чортовой матери! Я землю родную защищаю, как все наши люди, и, если помру, то как честный боец! Вот почему и сложил песню про это… — И Кривышко замолчал.

Я обещал ему послать его стихотворение в московскую газету.

У меня было несколько таких несовершенных творений, грубо нацарапанных на обрывках бумаги у костра или при свете коптилки. Они были драгоценны для меня как свидетельство растущей уверенности в своих силах советских людей, включившихся в самоотверженную борьбу с оккупантами.

Мне принесли письмо от Дубова, и я его расшифровал. Прошло больше трех месяцев, как я расстался с самым близким мне человеком из всего отряда, душевным другом и советником. Я получал от него короткие сигналы, знал, что он жив, работает. Но у него еще было все «в заделе», и ему не о чем было докладывать. Да и человек он был из числа неговорливых. В присланной им записке коротко сообщалось, что он получил наши указания через почтовый ящик. «Настроение оккупантов нервозное в связи с задержкой войск под Сталинградом. Гитлеровцы собираются перевести часть рабочих в Брест, где у них организуются мастерские по ремонту вагонов, поврежденных в крушениях. Многие из рабочих переезжать не желают, собираются уйти в лес. У меня есть хорошая опора. Действую только через третье или четвертое лицо. Пятерым выдан пропуск к вам. Люди надежные. В случае перевода в Брест возможно временное нарушение связи».

Но эти немногие счастливцы, которым удавалось раздобыть к нам пропуск, приходили не одни. Они тащили за собой родичей и знакомых. Одних рекомендовали нам принять, ручались в их верности, других под «величайшим секретом» снабжали пропусками, и таким образом снова создавалась возможность проникновения в нашу среду вражеской агентуры. Но к этому времени мы хорошо научились фильтровать новичков и создавать благоприятные условия для их проверки. Самое же главное состояло в том, что у нас пресекалась всякая болтливость и строю соблюдалась тайна.

Благодаря строгой дисциплине и конспирации, соблюдавшимся в нашем соединении, гитлеровцы ничего не могли с нами поделать. Они представляли примерно район базирования нашего штаба, знали, конечно, что мы систематически принимаем самолеты с грузом где-то между Князь-озером и Белым, и даже засекали своими приборами нашу мощную радиоустановку. Но итти к нам в леса и болота сотнями они не решались, а тысячи не всегда бывали у них под рукой.