Юрий Рубцов - Мехлис. Тень вождя

В бумагах Мехлиса встречается еще одно — и тоже не прямое — указание на родителей. Уже по окончании войны в 1945 году он, будучи членом Военного совета Прикарпатского военного округа, написал жене из Станислава: «Здесь нашлись какие-то родственники по матери — по фамилии Держанко… Старушка, бедно-нищенски живет. Дал ей немного денег».

Одесса была тем котлом, в котором кипело варево из «двунадесято» языков. Русские, украинцы, евреи, греки, молдаване — их мирное соседство обеспечивалось совпадением производственных, торговых да и просто житейских интересов. Однако время от времени равновесие нарушалось погромами еврейских домов и лавок. Тут взрослеть, мужать — хочешь не хочешь — приходилось быстрее. На заре нового века Мехлис вступил в отряд рабочей еврейской самообороны, отбивавшийся от черносотенцев в районе Молдаванки.

Город с традиционным бунтарским настроем стал одним из центров первой российской революции. Ее события не миновали, конечно, и Льва, но в чем это выразилось конкретно, архивные документы сказать не позволяют. Много позднее в различных пропагандистских материалах в связи с выборами в Верховные Советы СССР и РСФСР, в газетных публикациях 30–40-х годов настойчиво повторялось, что с приходом 1905 года юноша активно посещал митинги, участвовал в вооруженных столкновениях с полицией. Он вроде бы был даже арестован по обвинению в хранении оружия и осужден к тюремному заключению, но потом, как несовершеннолетний, амнистирован. Обращает, однако, внимание, что этот, явно выигрышный для всякого революционера, факт Мехлис в своих автобиографиях не указывал. Не плод ли это воображения услужливых биографов, позаботившихся о том, чтобы у высокого партийного функционера послужной список выглядел посолиднее? Так или иначе, но в 1919 году, отвечая на вопрос анкеты, подвергался ли преследованиям за революционную деятельность, Лев Захарович упоминал куда более скромный эпизод: «В 1907 году в г. Одессе арестован и избит в Херсонском участке».

Здесь же и еще одна запись, относящаяся к событиям того же 1907 года, — вступление Мехлиса в Еврейскую социал-демократическую рабочую партию «Поалей-Цион» и работа в ее одесской организации. [2] РГВА, ф. 40 884, оп. 1,д.2,л. 1. Надо сказать, что об этой странице в собственной биографии Лев Захарович нигде, кроме двух — трех анкет, написанных на заре политического ученичества, не упоминал. И полагаем, тоже не случайно.

В советской литературе «Поалей-Цион» (в переводе с иврита — «Рабочие Сиона») рассматривалась как одна из организаций, созданных в России главарями международного сионизма наряду с Бундом («Всеобщим еврейским рабочим союзом в Литве, Польше и России»), «Независимой еврейской рабочей партией» («НЕРП») и им подобными. Более того, имелся замысел впоследствии объединить эти организации именно вокруг «Поалей-Цион», оформившейся в 1905 году. [3] См.: Романенко А. З. О классовой сущности сионизма. Л., 1986. С. 89–90.

Поалейционисты отстаивали внеклассовое и потому вызывавшее острое противодействие большевистской партии требование территориальной автономии «для всего еврейского народа» в Палестине. [4] Программные документы национальных политических партий и организаций России (конец XIX в. — 1917 г.). М., 1996. С. 92–93. Именно этот, сионистский, характер движения бундовцев, ционистов и других сторонников партий «еврейского пролетариата» ставился им в вину Лениным и объяснял остроту идеологических разногласий с ними. В утвержденном в 1921 году циркуляре ЦК РКП(б) об отношении к Еврейской коммунистической партии «Поалей-Цион» — наследнице ЕСДРП содержалось прямое требование: «По отношению к ЕКП должна проводиться решительная идейная борьба». [5] РГАСПИ, ф. 17, оп. 86, д. 234, л. 18.

Поэтому после Октября 1917 года совсем не в интересах Льва Мехлиса было свидетельствовать против себя, напоминать, что состоял в «Поалей-Цион» и, стало быть, находился с большевиками по разные стороны баррикад. Наоборот, как только представилась возможность вступить в коммунистическую партию, он не замедлил ею воспользоваться. К слову, расхожим стало ошибочное утверждение, будто до вступления в РКП(б) он состоял в меньшевистской партии.

Дооктябрьская биография Мехлиса, как революционера, жидковата. Кроме эпизода в полицейском участке, и вспомнить, похоже, нечего. Уж как позднее ни старались биографы, ретушируя прошлое видного партийного функционера, успехи их оказались весьма скромными по одной простой причине: ни в Феврале, ни даже в Октябре 1917 года Мехлис ничем особенным себя не проявил.