Но одного нигилистического отношения к церкви мало.
«Как проявление интернационального творчества пробудившихся к жизни широких масс, христианство было явление прогрессивное. Но тогдашние производственные отношения делали невозможным для массы овладеть производством — поэтому вместо активно революционного пересоздания жизни христианство содержит проповедь кротости, смирения, перенесение надежд на другой мир, месть угнетателям в другом мире (у Тертуллиана: как буду радоваться, как буду восхищаться, видя тиранов-угнетателей и проч., поджариваемых в неугасимом огне и т. д.). Месть есть проявление бессилия. Также и кротость. Апостол Павел говорит: прощай оскорбляющему тебя, и ты соберешь горящие угли на голову его на том свете. Относительно христианства, как веры, причина и следствие должны быть перевернуты; причина, реальная, страдающая, мыслящая, работающая человеческая масса. Продукт — Христос».
Однако не научные изыскания главное в его жизни. Силы и время у Чичерина отнимает деятельность в интересах партии.
Академик И. М. Майский свидетельствует: «Помню, как-то в начале 1913 года я совершил довольно обычное в те времена «рефератное турне» по эмигрантским колониям Бельгии и Франции. Устраивал это «турне» Чичерин, живший тогда в Париже. Надо отдать ему справедливость, все было организовано прекрасно, и мои доклады на собраниях колоний происходили в срок и при переполненных залах. Но какой энергии это стоило Чичерину! Сколько писем и телеграмм он отправил в связи с моей поездкой! Сколько самой трогательной заботы он проявил в отношении меня, аккуратно извещая о расписании пароходов и поездов, которыми я должен был пользоваться, об адресах квартир, где я должен был останавливаться! Георгий Васильевич не гнушался никакой черновой работой, если то было необходимо в интересах дела».
Переписка и связи Георгия Васильевича были огромны, его память удерживала сотни подробностей. Казалось, у него неисчерпаемый заряд энергии. В любую минуту он готов был прийти на помощь товарищам, не жалея ни времени, ни здоровья, ни денег. Себя же все больше и больше ограничивал даже в самом необходимом. Аскетизм в быту, казалось, был для него первым испытанием воли, стремления к революционной закалке, наконец, проверкой качеств бойца.
В минуты отдыха он позволял себе потолкаться у книжных лавок букинистов на берегу Сены, посетить нотные магазины. Изредка он выкраивал время на чтение художественной литературы. Его любимыми писателями были Золя, Флобер, Мопассан. Это у них он учился безупречному французскому языку, которым так восхищал иностранных дипломатов и писателей.
Как и в Берлине, Чичерин не оставался в стороне от местного революционного движении. Он стал членом одной из секций Социалистической партии Франции, но очень, скоро разочаровался: Французская социалистическая партия была «слишком интеллигентской», в ней все больше и больше одерживали верх социал-патриоты, руководство, щеголяя революционной фразой, проявляло готовность идти на самые грязные сделки с клерикалами и монархистами.
«Теория социал-патриотизма, — писал он, — в откровенном виде заключалась в том, что капитал и труд в каждой стране имеют общие интересы и солидарны в своей борьбе против других стран. Такова в чистом виде теория той сильной рабочей аристократии, которой держится господство капитала в передовых странах».
Однажды на заседании секции партии Чичерин предложил, чтобы социалисты начали энергичную кампанию в защиту русских эмигрантов. В ответ раздались враждебные реплики.
Чичерина взорвало.
— Французский капитал, — резко заявил он, — как вообще капитал передовых стран, при содействии царизма самым варварским образом эксплуатирует российские трудящиеся массы. Выжатая из последних нажива идет не только всей Франции, крупицы из нее перепадают и тем, из которых вербуются гедисты и прочие. Я смотрю вокруг себя и вижу сравнительное всеобщее благосостояние, которое покупается безмерными страданиями трудящихся масс в России…
Кто-то крикнул:
— Вы националист!
— Если я националист, — возразил Чичерин, — то я националист угнетенных, националист эксплуатируемых мировым капиталом трудящихся масс России, а вы националисты капиталистического спрута, вы националисты ростовщиков и эксплуататоров.
Незадолго до войны Чичерин на некоторое время уехал в Лилль, чтобы на месте изучить и понять деятельность местных социалистов. Встречи с лилльскими лидерами не вызвали восторга, и здесь он обнаружил отвратительное мещанство и господство личных интересов. У него было достаточно оснований заявить: «Я горячо полюбил французскую рабочую среду, но правящие круги партии представлялись мне складочным местом лицемерия, карьеризма и интриг».
Читать дальше