Михаил Одинцов - Преодоление

Гроза

Ночь. Облака плотным пологом нависли над землей.

Генерал Сохатый на вышке командно-диспетчерского пункта.

За окнами черная пустота - аэродромные огни по законам светомаскировки полностью выключены. Через равные промежутки времени темень вспарывается ослепительным светом фар и мимо КДП - здания, в котором сосредоточены все органы управления полетами, - проносится взлетающий самолет - очередной бомбардировщик уходит в полет.

Сегодня у генерала трудная, но интересная ночь: командиры держат годовой экзамен, отчитываются за воздушную выучку. Впереди у них непростой полет. Но и Сохатому нелегко. С каждым новым взлетом в нем нарастает озабоченность: как молодые летчики выполнят учебное задание? Через успех или неудачи подчиненных Сохатый так или иначе будет оценивать свою работу, потом докладывать результаты старшему начальнику.

О победах докладывать легко. И не менее приятно об этом слушать. Но в случае неуспеха старший обязательно спросит: "Почему плохо? А вы где были?" Возможные неприятные "почему" - строгий абразивный круг для шлифовки воли и принципиальности.

Аэродром продолжает выпускать в ночь самолеты, и они, сотрясая воздух ревом реактивных двигателей, уходят в водянисто-облачное небо.

Взлет!.. Взлет!.. Взлет!..

Экипаж Сохатого тоже показывает сегодня свою выучку. Штурман и стрелок-радист настроены по-боевому, думают лишь об отличной оценке, даже уверены в ней. А Иван Анисимович настроен критически.

Взлет заканчивается. Цепочка улетевших самолетов вытянулась в небе уже на сотни километров. Уходя с КДП на свой корабль, Сохатый задерживается на несколько минут у стола управления, чтобы послушать доклады экипажей о полете. Сквозь шелест атмосферных помех радио доносит спокойные, деловые голоса летчиков, и ему кажется, что из репродукторов слышатся разговоры люден, находящихся не в полете, а всего лишь в соседней комнате. Сохатый остался доволен: доклады и взаимная информация экипажей убедили его, что в воздухе все нормально, все идет своим чередом.

Он нажал кнопку селектора:

- Метео! Говорит командир. Прогноз погоды еще на три часа!

- Товарищ генерал, обстановка прежняя: погоду на период полетов гарантируем. Теплый фронт по-прежнему западнее и пока спокоен. Запасные аэродромы готовность свою подтверждают.

- Понял! - И обращается уже к руководителю полетов, стоящему рядом: Товарищ подполковник, я - на самолет. Управляйте тут сами. Штаб обеспечит дальнюю связь и, если потребуется, поможет. За меня на земле - начальник штаба.

- Хорошо, командир!

Сохатый выруливает на взлетную полосу. В полумраке кабины - мир светящихся фосфором стрелок и цифр приборов, отчего ночь словно еще плотнее накрывает остекление фонаря пилота. Впереди видно лишь около сотни метров сереющего бетона.

- "Янтарь", я - "Гранат", к взлету готов! - докладывает Сохатый.

Двигатели работают на полных оборотах, но тормоза удерживают бомбардировщик на месте. В ответ на доклад впереди вспыхивает зеленым глазом семафор: старт разрешен. Иван Анисимович включает фары. Яркий сноп лучей высвечивает отдающий холодом бетон, который кажется Сохатому мостом, повисшим над бездной и ведущим в никуда. Через мгновенье он убирает ноги с тормозных педалей, и корабль устремляется вперед.

В наушниках шлемофона звучит голос штурмана, отсчитывающий скорость:

- Сто пятьдесят... сто семьдесят, двести...

- Пора! - Сохатый берет штурвал на себя - машина в воздухе! Земля выскальзывает из света фар вниз, и бомбардировщик с разбегу ныряет в ночь, чтобы через несколько секунд войти в облака.

"Ил" взбирается все выше, но по-прежнему нет звезд. Перед глазами Сохатого только приборы. Слепой полет жестко регламентирует последовательность действий, требует от пилота огромного внимания.

Внутри самолета свой микромир. В "Иле" - три человека: летчик, штурман и стрелок-радист. Они вместе решают одну задачу. Может быть, точнее сказать - не вместе, а сообща: ведь каждый находится в отдельной кабине.

Штурман, как навигатор и бомбардир, располагается в носовом, застекленном во всю ширь фюзеляжа салоне. Именно в салоне, даже с удобствами, которые неожиданны в таком, в общем-то, не очень большом самолете. От командира штурмана отделяют катапультное кресло и приборная доска летчика.

Продолговатой хрустальной каплей примерз к верхней части фюзеляжа плексигласовый фонарь кабины пилота. За ней шестнадцать метров керосиновых баков и бомболюков, обтянутых гладким дюралем. И только там, в самом хвосте, за килем и рулем поворота, под стабилизатором, - рабочее место стрелка-радиста, начиненное радиостанцией и пушками.